— Я еще не знаю, — ответил я ребятам, но сам уже твердо знал, что возврата к прошлому нет. Разве я не могу приносить пользу, как эти ребята, быть всегда жизнерадостным, чувствовать удовлетворение от работы? Но если вернуться домой, от общины не уйти…
Я попросил оставить меня на сверхсрочную службу.
Демобилизовался я только в 1957 году. От прежнего сектанта во мне уже ничего не осталось. Я выехал в Барнаул, где тогда жила наша семья. На станции меня встретили члены общины Александр и Римма Лоренц, которую я когда-то вовлек в секту. Они не подали мне руки и молча провели домой.
Родные встретили меня холодно и настороженно. В дом стали приходить сектанты. Николай Фортуна, Александр Булгаков и руководитель общины Николай Горетой подолгу беседовали со мной, внушая, что господь простит отступничество, если я раскаюсь.
— Ты был хорошим проповедником, ты должен по-прежнему возвещать людям слово божье, — твердил Горетой. Наверное, раньше мне было бы это лестно слышать, но теперь похвала не трогала меня.
Однажды в наш дом пришел Александр Булгаков.
— Весь день я думал о тебе, — возбужденно заговорил он. — Собрался было уходить с моления домой, но вот как будто ноги мои, помимо воли моей, направились к твоему дому. Неспроста это, Федор!
— Не валяй дурака, говори, зачем пришел? — ответил я Булгакову.
— Скажу. Хочу помочь тебе вновь обрести веру христову и избавиться от грядущих страданий.
— Не старайся напрасно, — ответил я.
— Испытай бога еще раз, он вернет тебе веру, приди на собрание, — присоединились к Булгакову и мои родные.
Ну что ж, я решил посетить собрание. При моем появлении вся община поднялась и громко запела псалом:
Я только улыбался про себя. Потом все плакали и шумно, с криком и воплями, тряслись и молились — так же, как шесть лет назад, когда меня провожали в армию. Я сидел и думал о том, как трудно открыть глаза этим обманутым людям, которые смотрят на жизнь только через занавеску окон молельного дома.
Видя, что я не поддаюсь ни на угрозы, ни на уговоры, сектанты постарались вмешаться в мою личную жизнь и принесли мне немало горя. Когда и это не помогло, они стали преследовать моих родных, думая тем самым образумить их сына.
Недавно мне в руки случайно попало письмо моей матери, адресованное ее сестре Вере. Оно было написано как раз в те дни. «Я тяжело устала, ты должна это понять, — писала мама. — Хочу ясно сказать тебе, хоть ты, наверное, отчасти и знаешь, что Федя приехал к нам, за это не приветствуют меня, даже на собрании не хотят садиться рядом со мной. Выходишь — полна грудь скорби и горести в душе. Община большая, но любви среди нее мало. Что будет дальше, не знаю…»
А дальше было вот что. Из Барнаула наша семья вслед за Николаем Горетым и другими членами общины выехала в Находку.
Через некоторое время выехал туда и я, чтобы поддержать больную мать и начать на новом месте новую жизнь.
С ОТКРЫТЫМИ ГЛАЗАМИ
Утром меня будят гудки пароходов. Я смотрю в окно. Находка пробуждается навстречу трудовому дню. Откуда-то доносятся позывные Москвы…
Я тороплюсь на работу. В гараже автотранспортной конторы меня ждет видавший виды грузовик ГАЗ-51. На нем я доставляю на строительные площадки цемент и бетон. У ворот встречаюсь с Владимиром Лимаренко, Юрием Манохиным и Иваном Викуловым, мы шагаем к гаражу вместе. Это мои большие друзья. Я часто бываю у них в семьях, мы вместе отправляемся в кино, на стадион или спорим о прочитанных книгах. Это люди, которые не оставят в беде и всегда разделят с тобой радость. Собственно, весь коллектив у нас такой. Жизнерадостные, подчас озорные, товарищи по работе очень мало говорят о морали. Но их неустанный труд, честные сердца и высокие помыслы куда выше выхолощенных и лицемерных идеалов сектантских поборников «нравственности».
Иногда вечерами, когда я спешу во Дворец культуры или в библиотеку (собираюсь заочно учиться), я встречаю членов общины, бывших своих «братьев». Опустив голову, они по-прежнему бредут в молельный дом.
— Добрый вечер, Иван, — окликаю я своего давнишнего приятеля Мозгового. — Как живешь, дружище?
Иван не хочет и глаза поднять на «безбожника».
— Молимся, чтобы вырвал тебя господь из сатанинского плена и направил на путь истинный, — чуть слышно говорит он.
Не надо за меня молиться, Иван! Долго я искал этот истинный путь. Нет, он не в четырех стенах душного молельного дома. Безрадостные дни в слезах и мучениях, в вечном страхе перед выдуманной неграмотными людьми загробной жизнью — это совсем не тот путь, которым идет человек — созидатель всех благ на земле.