– Что тогда пойти костюмчик тебе посимпатичней выбрать для сватовства? – Протянул Венечка задумчиво глядя в окно.
– Я, вообще-то, планировал просто позвонить и поставить перед фактом.
– Это далеко не моя епархия, но раз уж ты собрался делать предложение, то, наверное, это нужно очно. Поезжайте вместе. Только пусть Наташа отдохнёт сначала. Как ты? Вздремнуть не желаешь? – Я поспешила отказаться, но тут же почувствовала резь в глазах от потребности их закрыть.
– Седативный настой-то зря, что ль, пила? Пойдём, я тебя уложу.
– Лис! А вино как же?
– Позже выпьем, отметим твоё удачное сватовство. И вообще, мне минут через двадцать хорошо бы выйти уже.
– Надолго?
– Нет. Анжеле надо там что-то с документами помочь разобраться.
– А-а! Значит надолго.
– Не драматизируй.
– Я не понимаю, эта курица сама хоть что-то может?
– Витя, Витя! При даме!
– Ничего, при даме хвалить других женщин нельзя, а ругать можно. Она не секретарша же, директор фонда. Мало желающих на её место было? А с мозгами среди них не было?
– Дискуссию по этому поводу считаю бесперспективной и закрытой. Идём, Наташечка, приляжешь. – Он повёл меня за руку. – Я тебе пока так, мельком всё покажу. Квартирка небольшая, но мало ли, заблудишься спросонок. – Ничего себе «небольшая». Видел бы он наши с мамой сорокаметровые хоромы: дому лет семьдесят, комнаты смежные, колонка для нагрева воды. – Здесь у нас гостиная, она же парадная столовая, короче говоря, зала. В той стороне гардеробная, два наших кабинета. Здесь наша спальня. Вот эти две гостевые. Гостей практически не бывает, выбирай любую. Та, по-моему, уютней.
– Можно я всё-таки в этой?
– Конечно.
«Та», которую он предложил, являлась местом наших с Виктором тайных свиданий. В ней я буду чувствовать себя ехидной, предательницей. А в эту Венечка сам меня привёл.
– Располагайся, о плохом не думай, наладится всё, так или иначе.
– Он тебя очень любит.
– Не сомневаюсь. У меня, знаешь ли, было множество поводов в этом убедиться.
– И я тоже. Это некстати тебе совсем, и нелепо, и странно, и, наверное, чуждо, но я тебя люблю.
– Трудно представить ситуацию, в которой кто-то меня любит, а мне это некстати. Теоретически всё возможно, разные там маньяки и прочее, у нас, как видно, не тот случай. Не слишком много меня в этой жизни любили, так что, я могу быть только благодарен.
Я смело приблизилась к нему и крепко обняла. Вдохнула чудесный запах его волос. Тонкий, едва осязаемый аромат защекотал мне ноздри, и щекотка эта перешла в район затылка, где-то внутри головы. Какой он тоненький. Животом и грудью я осязала стройное гибкое тело. Щека коснулась его щеки – ни малейшего следа щетины. Рука сама собой скользнула по спине и вниз – совершенный изгиб, переходящий в безукоризненные полушария. Мне безумно хотелось подольше поласкать его и смертельно не хотелось отпускать, но он мягко отстранился:
– Я пойду. Отдохни хорошенько.
И вышел, прикрыв за собою дверь.
Немного больно. Говорю немного, потому, что рассудок знает, надеяться на то, что ласки мои его прельстят – верх идиотизма. Но быть отвергнутой всегда неприятно, это мягко говоря. За обедом меня и впрямь клонило в сон, теперь ни в одном глазу. Я вышла, прислушалась, они всё ещё в кухне. Звенят посудой, наверное, прибираются. Подкралась поближе, затаив дыхание. О чём говорят? Не жалуется ли Венечка на мои приставания? Не переменит ли своей великодушной милости на праведный гнев?
– Слушай, за всеми этими брачными играми я забыл тебе сказать, Николая заполошного уволили. Боюсь, моя догадка подтверждается.
– Подтверждается, Лисёнок, извини, я тоже забыл совсем. Разведка доложила.
– Вот же наказанье. И давно?
– В конце того месяца завершили сделку.
– Ну, всё. Синдром Хайфилдскул повторится.
– Спокойно, Лисёнок, держись.
– Искать другое место надо, без вариантов.
– Нет, Лис, ты так не набегаешься, всё равно догонит. Подожди пока, не пори горячку. Посмотрим, как пойдёт. Ну, что ты? Ну, иди ко мне. Всё хорошо, малыш, я с тобой.
Венечка что-то прошептал, я не расслышала, и судорожно вздохнул. Виктор тоже понизил голос, но по тону понятно – утешает. Я вернулась в свою комнату. Нет, без малейшей натяжки я готова назвать эту комнату своей. Она мне правда нравится. Просторная, светлая, ни чем лишним не захламлённая – полная противоположность моей девической келье. Здесь с высоты из окна открывается чудесный вид на набережную и центр города. Не то, что у меня – со второго этажа на помойку. Кровать широкая, хоть поперек ложись, и шкаф огромный, а места в комнате ещё полно. У меня вся мебель малюсенькая, а стоит впритык. В комоде много-много вместительных ящичков, я о таком давно мечтала, тоже просто бы не поместился у нас. Смежная комнатка – удобства, как в дорогой гостинице. А дома приходилось шлёпать ночью в уборную через маменькину спальню. Разумеется, было б ещё хуже, если бы она шастала через мою. Тут вообще всё напоминает дорогой отель. И, тем не менее, очень уютно. Вон на ту стенку я хотела бы повесть Венечкин портрет маслом, или хотя бы большую фотографию. Повременю немного, но потом обязательно попрошу Виктора сделать мне нечто в этом роде. Внезапно меня осенила счастливая мысль. Я взяла телефон, нажала кнопку автоматического набора.