Наш Виктор страдает тяжелой формой платяного критинизма. Его патологическая неспособность отыскать нужный предмет одежды могла бы нервировать, но подражая Венечке, я научилась снисходительно подсмеиваться, а ни в коем случае не раздражаться в ответ на его раздражение. Так что на негодующее ворчание вроде «делать мне больше нечего, только тряпки перебирать!», или «нарочно, что ли, спрятали мой серый свитер!», или на вопли «какие тут носки взять, я опаздываю!», у нас принято отвечать повышенным до гротеска вниманием и добродушным подтруниванием. Сборы в командировку прошли, можно сказать, идеально. Он почти не вмешивался в процесс, и я управилась минут за сорок. Неожиданно он предложил:
– Хочешь, со мной поехать? На «Сапсане» прокатишься, по городу там погуляешь, в Эрмитаж сходишь.
А у меня своя намечена программа – прокладка пути к сердцу через желудок, вечера откровений наедине с возлюбленным. Отказалась, глупая. Виктор за порог, и я с ним, побежала готовиться. Свечи даже прикупила для романтического ужина. И что же? Все эти два дня и три ночи Венечка дома не появился. Сначала я терпеливо ждала, всячески себя уговаривала, ходила от двери к окну, старалась вглядеться как можно дальше, не едет ли его машина, потом снова к двери и ухо даже прикладывала, прислушивалась, не остановится ли лифт на нашем этаже. Потом позвонила, убедилась окончательно – не приедет. Выспрашивать подробно о причине не решилась, может быть, и зря, потому, что вслед за невинными предположениями удушающей волной нахлынули чёрные мысли. Не желает оставаться со мной вдвоём? Не выносит дома чужих. Что, ели я всё ещё чужая? Виктору – нет, а ему чужая. Для дорогого человека он приносит эту жертву, терпит меня. А вдруг не просто так приглашал Виктор? Вдруг ему было сказано: «Тебя не будет дома, так и бабы твоей чтобы не было»? Нет! Венечка не мог так сказать. Сказать не мог, а подумать? Они друг друга любят, а меня держат только из жалости. В общем, сама себе на эту пару дней жизнь отравила. Тут ещё примешался страх перед родами, совсем душа разболелась. Виктор по возвращении застал меня в слезах. Естественно, стал дознаваться о причине. А что я скажу? «Венечка две ночи не ночевал, хотя в "Эксперте" не дежурил, я узнавала»? Наговор какой-то получается.
– Я знаю, ты снял для меня квартиру. Давай я туда переберусь, не хочу мозолить ему глаза и портить вам жизнь. Живите спокойно одни, без меня, – сама рыдаю взахлёб.
– Вот так номер! Что у вас тут случилось?
– Ничего, просто знаю, он не любит меня, и никогда не полюбит, он хочет быть только с тобой, а я не нужна.
– Он обидел тебя? Сказал что-то?
– Нет. И не скажет. Сама знаю.
– Ну, мать, ты даёшь! Самостоятельно, значит, сделала выводы?
– Сделала, а что? Неверные разве? Он вообще не любит женщин, зачем ему навязывать то, что против природы?
– Ната, дружок, он уважает тебя, уважает меня, считается с ситуацией.
– Вот именно, терпит!
– Слушай, мы все друг друга терпим, так или иначе. В том совместное жительство и заключается.
– Не хочу его насиловать. Давай я уйду.
– Пойдём-ка, чаю выпьем? Ты знаешь, какой там у него успокоительный?
– Знаю.