— Скорее, миледи, — торопила меня счастливая Оливия, размахивая атласным, шуршащим платьем. — Я вам платье подобрала цвета слоновой кости. Вам пойдет. Мы локоны должны успеть сделать — а то милорд Милфорд прав — негоже такой красавице — и как служанке ходить. Вы все-таки принцесса.
— Вот с чего это я вдруг принцесса? — ворчала я, пока меня вытряхивали из моего любимого серого костюма.
— Ой, а какие у вас чулочки интересные! — восхитилась Оливия.
— Это колготки. И ваше нижнее белье я надевать не буду!
— Только корсетик, миледи. Я не сильно затяну! И чулочки вместо ваших колготок.
Как обычно, служанка приводила меня в порядок практически молниеносно. Высокая прическа с локонами образовалась словно сама собой.
Но когда горничная протянула мне темно-синий футляр — именно в таких мне приносили сапфиры — камни, что положено было носить женщинам рода Рэ, я взбунтовалась.
— Нет. Не надену.
— Миледи, это приказ императора. К тому же это просто жемчуг.
Я открыла футляр. Просто жемчуг — как же. Золотистые жемчужины сияли, казалось, собственным блеском. А через каждые три из них — находился еще и бриллиантик. С таким же отливом.
— Этот жемчуг покупал милорд Верд? — захлопнула я крышку.
— Ожерелье прислал император, — опустила голову Оливия. — Миледи, но вы не можете показаться при дворе без драгоценностей.
— Да зачем мне вообще там показываться!!!
Тем временем проворные пальцы Оливии уже застегнули ожерелье. Затем быстро, не дав мне опомниться, служанка подала перчатки. Длинные. По локоть. Помогла натянуть. Поверх надела мой браслет, уже ставший родным.
— Готово! — крикнула она.
И в мою комнату ворвался милорд Милфорд.
— Миледи, — оглядел он меня. — Вы прекрасны. Мы опаздываем.
И он взял меня за руку и потащил в замерцавший портал.
Кабинет императора.
Милфорд кланяется — и отходит в сторону.
— Наконец-то! — радостно встречает нас император. Пристально смотрит на меня и через мгновение командует. — Вероника, позвольте ваш браслет.
Раздраженно вздыхаю, но подчиняюсь.
— Я подготовил для вашего украшения несколько подвесок… Тоже жемчужных.
Я невежливо хмыкнула — как наяву вижу — император делает тончайшую ювелирную работу — подвески. Лично мне.
— Понятное дело, мне их подобрали и доставили, — смеется и Фредерик — похоже, он сегодня в хорошем расположении духа. — Но я зачаровывал. Сам.
И он аккуратно начинает цеплять их к моему браслету. Подвесок много — с десяток, кажется.
— Одиннадцать, — гордо произносит император. — Портал, защита — в нескольких вариантах. Кроме того, я вас закрыл от чужого воздействия и ментальных атак. В общем, тут много чего есть.
— Следилку поставили? — проворчала я.
— Следить где вы находитесь? Есть такое. Но активируется только по необходимости. Надеюсь, этой необходимости никогда не будет.
В кабинет заглянул секретарь.
— Он выехал! — доложил Карл с видом заправского заговорщика.
— Так, — среагировал император. — Надо поторопиться.
Он прицепил последнюю подвеску, на мгновение замер над браслетом — тот полыхнул алым.
— Готово.
— Где плащ? — спросил император.
Милфорд растерянно развел руками.
— Зима ведь! — вроде начал сердиться Фредерик. Потом махнул рукой и с извиняющимся видом произнес, обращаясь ко мне. — Так будет даже романтичнее. Если что — Ирвин вылечит.
— Ну-ну… Чистого рома нальете, без молока, — проворчала я, вспоминая, как меня лечили в государственной тюрьме. — Фредерик, простите. Но…Что вообще происходит?!
Снова марево передо мной.
— Прошу вас, — произносит император.
Он вежлив, но мне почему-то кажется — начни я упираться — он просто меня впихнет в портал.
— Да, — император мне что-то сует в руки. — Отдайте ему.
Я злобно всех оглядываю — и делаю шаг.
ГЛАВА 12
Холодно-то как! И трясет. И…
— Я предполагал нечто подобное, — раздается рядом насмешливый голос Ричарда, и меня закутывают во что-то мягкое и очень-очень теплое. — Даже захватил вам плащ.
— Спасибо, — клацаю зубами.
— Вы замерзли? — голос у него становится хриплым, а под плащом оказываются его горячие руки.
Я замираю, прижимаясь к нему. Чувствую, как его руки пробежались по моей спине, вернулись на плечи, погладили шею. Обнимаю его в ответ. Нахожу его губы. И снова поражаюсь тому, что мир становится правильным, из груди уходит пустота. Ричард, должно быть, чувствует то же самое. Мы чередуем в поцелуе то тягучую, умопомрачительную нежность, то сжигающую, безудержную страсть.