— И тогда появился Брэндон, — прошептала я.
— И за это я вытребовал право для Ричарда быть Тигвердом, — опустил голову Фредерик.
— Вы не находите, что это нелепо — жизнь одного за родовое имя для другого…
— Теперь я понимаю, что имеет в виду Брэндон, когда говорит, что однажды выскажет вам все, — вздохнула.
— Думаю, он говорит не об этом.
— А о чем еще?
— Он искренне считает, что это мы с Ирвином уморили Анабель.
— Анабель — это?
— Мать Брэндона. Моя супруга.
— Вы же не хотите сказать, что все это затеял ваш младший сын? — испугалась я.
— Вы думаете, если он уверен в том, что я убил свою жену, то единственной реакцией может быть заговор?
— Вы — император. Вам виднее, — осторожно заметила я.
— Я говорил с ним. Он слабее меня. Я его прочитал — наследник не участвует в заговоре. — Я не убивал свою жену, — вздохнул Фредерик. — Просто так совпало, что я практически одновременно лишился и жены, и любимой.
— С ума сойти… — я выпила. И посмотрела на пейзаж.
— Когда я говорил, что Тигверды — неприятные люди, я не лукавил.
Мы вздохнули и выпили.
— Что будет теперь с вами и Ричардом? — спросил меня Фредерик.
— А вы по-прежнему вмешиваетесь.
— Изо всех сил стараюсь этого не делать, — склонил голову император. — Кстати, как вам удалось остаться незамеченной тогда в приемной? Я вас не почувствовал.
— Не знаю, — честно ответила я.
— А что вы чувствовали, когда подслушивали?
— Ярость. Практически с самого начала.
— Значит, вы — силой эмоций — заблокировали мою магию. Очень интересно.
Пожала плечами — ему интересно… А мне вот нет. Совершенно.
— В скором времени прибудет один маг. Очень сильный. Умный и преданный мне лично. Вы не откажетесь с ним поговорить?
— Не откажусь. Надеюсь, он не станет утверждать, что это я заколдовала вашего сына.
— Конечно, не вы. Если, конечно, любовь не рассматривать как магию.
— Фредерик, — скривилась я.
— Уже по имени, — улыбнулся он. — Уже приятно.
— Рада служить вашему величеству, — ядовито ответила я.
— Вы простите меня?
Я прислушалась к себе. Задумалась. Ярость за несколько дней поутихла. Как и обида — жгучая, детская… И я задала себе вопрос: а я бы смогла остаться в стороне, если бы несчастлив был Пашка, Рэм или Феликс? Конечно, память бы я избраннице подчищала бы вряд ли… Но вот так — чтобы совсем в стороне. Особенно, если бы я могла что-то изменить? Вздохнула. И протянула Фредерику руку.
— Спасибо, — растроганно сказал он, осторожно пожимая кончики моих пальцев.
— Простите и вы меня. За ожерелье.
— Милфорд рассказал о вашей выходке, — кивнул Фредерик.
— Я не имела на это права. Колье мне не принадлежит.
Фредерик рассмеялся:
— Но получилось символично — имперские жемчуга невесты… И на бутылку… как это у вас называется?
— Коньяк, ваше величество — я улыбнулась. — Мне понравилось. Ричард тоже оценил.
— Это когда? Когда он в небе над замком после приема летал?
— Брэндон был в восторге, — хмыкнул император. — Заявил мне, что теперь понимает, почему ему всегда старшего брата ставили в пример.
— Слушайте, я все хотела спросить, — А дамы от лошадей в небе… не пострадали?
— Вы имеете в виду нервную систему или? — хитро прищурился император.
— Или…
— Лошади сильно испугались. Поэтому…
— Чувствую себя отмщенной, — прижала я руки к груди.
— Вас очень обидели наши… дамы?
— Фредерик, я давно уже решила для себя, что мир делится на две очень и очень неравные половины. Есть близкие. Они рядом, максимально близко. Они — самые дорогие. И я радуюсь им. Я обижаюсь на них. Иногда… — я посмотрела на Фредерика, — они могут делать очень больно. А есть весь остальной мир. И он — вместе со всеми вашими придворными дамами может катиться…
Тут я вспомнила, что нахожусь в императорском дворце. И закрыла себе рот ладонью. Во избежание, так сказать.
— А Ричард? — спросил Фредерик тихо-тихо.
Вот не зря народная мудрость говорит о том, что у трезвого в голове, то у пьяной на языке. Промолчать я не смогла:
— Я подпустила его недопустимо близко. Наверное, из-за моей растерянности. Я оказалась в непонятной, пугающей ситуации. В другом мире. А он казался таким надежным. Таким… незыблемым, что ли… Нежным…