Расслабиться, позвать перстень, попросить мне помочь:
— Пожалуйста…Слышишь меня? Пожалуйста…Я не знаю кто ты такой, я не знаю, что ты такое, но здесь больше не кому мне помочь…Пожалуйста…
И вдруг все исчезло — только серый, густой туман под ногами. Кто-то взял меня за руку, но я чувствую только холод. Туман стал ярко-голубым, потом темно-синим. Красиво… Красиво и …холодно. Нестерпимо холодно. Женская фигура, замотанная в плащ — она откидывает капюшон с лица, я хочу посмотреть — кто она, но туман снова становится серым и последнее, что я помню — портрет, написанный Джулианой…
Снова белое пламя, снова тяжелый воздух, и синий луч из кольца на руке — он тяжелый, он высасывает из меня все силы, но я должна. Должна удержаться на ногах, рассечь пустоту и втащить всех нас в узкую бирюзовую щель. Что-то горячее течет из носа и, кажется, из ушей тоже…Какие-то очень гулкие барабаны стучат и стучат в висках. Тошнит…Хочется упасть и закрыть глаза. Свернуться калачиком, чтобы было не так холодно. Нельзя. Я должна. Должна! Вырваться, обнять сыновей, вдохнуть свежего воздуха, а не судорожно хватать остатки этого, ядовитого. Увидеть небо… Сейчас весной оно такой синее…
— Мама! — ко мне подбежал Феликс.
— Предупреди Ричарда — огонь…белый, — прошептала я перед тем, как потерять сознание.
Очнулась я практически сразу. Голова раскалывалась, рука горела огнем, но самое главное — я была жива. И боль воспринималась, как счастье.
— Мама? — прошептала я. — Остальные?
— Все живы, — ответил мне Феликс. — Отец спас Рэма.
— Что? — попыталась подняться я.
— Лежи спокойно! — рыкнул на меня сын. С удовольствием послушала, как в его голосе перемешались интонации Ирвина и Ричарда. Получилось…неплохо. Юный целитель подумал и добавил. — Что-то случилось в герцогстве Реймском. Отец Рэма в последний момент вытащил.
Я откинулась на спину — и уставилась в небо. А Феликс в это время отгонял от меня Ричарда и Пашку.
— Да с мамой все будет хорошо, — ворчал он. — Не мешайте только!
Через какое-то время (мне стало совсем хорошо, ничего не болело) мне удалось убедить Феликса подпустить ко мне остальных.
— Хорошо, — поднялся он. — Не на долго.
— Ника, я запру тебя во дворце у отца, — первое, что вырвалось у Ричарда, когда он меня обнял. Пашка, схвативший мою руку и прижавший ее к своей щеке, согласно кивал.
— Но газета, — попыталась возразить я.
— В бездну газету, журнал и все остальное! — взвился Ричард.
— Нет, — тихо проговорила я. — Разбирайся с заговорщиками. А мне…
— Ника, — еле слышно проговорил он — и это было страшно, потому что я ожидала взрыва… — Ты не понимаешь… Ни я, ни Брэндон, ни отец, ни Швангау… Никто не мог войти в твою проклятую редакцию. Никто не мог выстроить портал. Мы могли только смотреть. Я чувствовал, как ты сходишь с ума, потом твою боль… Ника… не надо так.
— Ричард… Я тебя люблю. Но тут уж от меня ничего не зависит. Ты говоришь, чтобы я переселилась во дворец — хорошо. Только давай мы туда же переселим и остальных. И мы будем спокойно заниматься своими платьями восемнадцати оттенков желтого. Или ты думаешь, если мы рассядемся по своим комнатам во дворце и будем смиренно ждать — кто победит — то нас не тронут?!
Ричард гневно молчал. Пашка подумал-подумал и высказался… Раздраженно-восхищенно:
— Ой, мама! Ну вот чего ты такая упрямая!
— Лучше расскажите, что с Рэмом.
— Мне удалось его вытащить, — ответил Ричард. — Я почувствовал, что он в опасности, и пренебрег политикой невмешательства в дела этого…герцогства. Мы с бойцами успели в последний момент. Рэм держал магическую защиту — нападавшие так и не смогли ее пробить. И одновременно отбивался. Шпага. Рана глубокая, но его жизни ничто не угрожает. Магическому потенциалу — тоже.
Еще вчера я бы возмутилась — как можно думать о «магическом потенциале», когда ребенок при смерти? Еще вчера я дулась и обижалась на Ричарда — как можно не хотеть ребенка только потому, что не соблюдены какие-то там формальности? Еще вчера. Но теперь я на многие вещи смотрела по-другому. Поэтому лишь понимающе кивнула и спросила:
— Я могу его видеть? — Ричард с Феликсом переглянулись.
— Ирвин и я…мы…погрузили Рема в состояние глубокого сна на несколько дней. Надо срастить сосуды, и лучше делать это в состоянии полного покоя — Феликс говорил тихо, медленно, глядя мне прямо в глаза. Видимо, он использовал гипноз, чтобы полученная информация не привела к истерике. У него получилось — я была спокойна, потому что точно знала — с Ремом все будет в порядке…