— А герцогиня? — спросила я Ричарда.
— Мы не смогли ничего поделать. Мы не знаем даже жива она или нет. К тому же я не мог позволить себе задержаться — империю могли обвинить в том, что именно мы напали на герцогство. Прости, я не могу себе этого позволить.
— Понятно…
Его слова придавили меня, оставляя тоску и горечь.
— Прости, — опустил голову Ричард. — Я не всесилен.
Нас доставили во дворец, выдали по кувшину успокоительных, расселили по покоям, оставили одних.
Я переоделась, — одежда пахла тем самым сладковатым запахом, что чуть не свел меня с ума. Легла. Закрыла глаза. В темноте вспыхнул белый огонь, бледное лицо Джулианы, испуганное — Луизы, и невозмутимое, как у каменной статуи — герцогини Борнмут. Зазвучали голоса:
— Ничего не выходит!
— Сюда бы мага воды…Жаль, что вы обе — воздух…
— А вы?
— Огонь…Слабенький совсем. И тот мне не подчиняется…
Мой собственный отчаянный шепот:
— Пожалуйста! Помоги мне, пожалуйста! Я не знаю, кто ты такой, я не знаю, что ты такое, но здесь больше некому мне помочь… Пожалуйста!
— Помогите! Пожалуйста…Помогите!
Визг тормозов, полицейская сирена, огни скорой помощи, голоса… Лицо герцогини Реймской, ее длинные, тонкие пальцы. Боль, которая отступает, Пашкин крик…
— Зачем вам такой мужчина?
Холодно…Серый туман становится голубым, затем темно-синим. Красиво. Кто-то берет меня за руку — я чувствую холод…
Пламя! Белое пламя лижет мне руку — больно…Горячо, и нестерпимо больно. Сладковатый запах. Портрет, который написала Джулианна. Смуглая кожа, темные глаза и синий камень в перстне на руке…
— Ричард! — почему-то заорала я и проснулась.
Рядом никого не было. И я поняла, что не могу. Не могу оставаться одна. Не в этот вечер.
Встретились мы все в коридоре в одно и то же время. Я и мама, Наташа и Джулиана. Луиза и герцогиня Борнмут. Посмотрели друг на друга. И пошли ко мне в гостиную.
Наташа уселась возле камина и мрачно уставилась на огонь. На коленях бесформенной желтой кучкой лежало забытое вязание. Джулиана что-то рисовала углем в блокноте, с которым не расставалась, кажется, никогда.
— Может, напьемся? — предложила мама.
— Хотя бы успокоительных, — покачала головой беременная писательница. — Мне нельзя. Но очень, очень хочется…
— Значит, и нам нельзя. Из солидарности, — покачала головой я.
— Почему нет? — удивленно посмотрела на меня Наташа. — Я бы полглотка вина сделала. Какого-нибудь хорошего, красного.
— Жаль, что я в местных винах ничего не понимаю, — вздохнула я. — Можно было бы проконсультироваться у милорда Милфорда, но беспокоить его не хочется.
— Можно спросить у меня, — робко предложила Джулиана.
— В вас масса талантов, — улыбнулась ей мама.
— Именно так, — решительно кивнула знаток местных вин.
Я вызвала господина Хормса, который изо всех сил старался общаться исключительно с герцогиней Борнмут. Видимо, счел ее достойной. Я, как обычно, не обращала внимания на его пренебрежение, скрытое неискренним почтением. Просто распорядилась принести ужин, а Джулиана вступила с ним в увлекательнейшую для них двоих дискуссию по поводу винной карты.
— Сразу видно настоящую леди из Южной провинции! — с искренним восторгом поклонился Джулиане распорядитель — и удалился.
Ну, наконец-то управителю хоть кто-то понравился!
Художница грустно улыбнулась:
— Иной раз я думаю, что излишние таланты для женщины — многие скорби. Хорошенькие дурочки живут и беззаботнее, и счастливей.
— Увы! — рассмеялась и Наташа. — Я тоже порой так думаю.
— Ой, девочки! Бросьте стенать. Молодые, красивые, — счастье вас еще найдет. Главное от него не отбиваться, — и маменька выразительно посмотрела на меня.
— Мама… — скривилась я.
Наконец нам доставили вино и закуску.
— Итак, теперь мы все будем обитать во дворце, пока его величество не посчитает, что угроза миновала, — объявила я.
— Мне надо предупредить дочь. Ей всего девять, — проговорила герцогиня как бы про себя, ни к кому особенно не обращаясь.
Я удивилась. Герцогиня всегда владела собой, демонстрировала изящность манер и осознанность действий. Видимо, случившееся выбило ее из колеи. Еще бы…
— Может, и ее перевезти в столицу? — предложила я.
— Благодарю вас, — склонила голову герцогиня, мгновенно взяв себя в руки после, казалось, минутной слабости — Я подумаю.