Выбрать главу

       - Пап, это я, пап...

       Дядя Саня присел, с ужасом глядя, как это «что-то» двинулось на него и, вдруг, прыгнул с крыльца. Он побежал боком, с горы, наугад, задевая ногами пеньки спиленных старых деревьев, спотыкаясь, подпрыгивая. Прикрываясь рукой, он из-под локтя глухо выкрикивал:

       - Тю... тю... тю... тьфу на тебя!

       Видеть это мне было страшно. Уже не боясь разбудить домочадцев, сказала погромче:

       - Да это же я, пап!

       Дядя Саня, громко дыша, остановился, подтянул правой рукой подштанники и, все еще держась на почтительном расстоянии, как можно безразличней спросил:

       - Люсёк, эта ты? А я себе думаю, чего эта оно такоя?

       Опомнившись, я быстро шмыгнула в дом, а свекор до зари просидел на ступеньке...

       Утром, подметая гору окурков, свекровь возмущалась:

       - Ты гля, накурил! Во, вражина!

       Дядя Саня управился со скотиной и махнул бабке рукой: дескать, мне некогда, к завтраку можешь не ждать.

       Баба Поля от удивления даже перестала ругаться и сказала, обращаясь ко мне:

       - Сказивси! Ни свет ни заря - косу на плечи, да в лес. Что там забыл, не евши?

       Я взяла и рассказала свекрови о ночном происшествии.  

       Думала, тетя Поля утешит, снимет с меня этот неожиданный груз. Ведь мне было до сих пор неуютно, неловко. Да только куда там! Свекровь обладала природным чувством юмора и богатым воображением. Орудуя ухватом в русской печи, тетя Поля, в лицах и действиях, поведала домочадцам, нашу с дедом «военную тайну». Особенно ей удавалось копировать Александра Петровича. Получалось настолько смешно, что даже я хохотала в голос. Лишь изредка умоляла:

       - Ну, хватит. Ведь неудобно же вышло...

       Завтракать сели поздно. Как раз к тому времени, когда на горе показался дед с косою и граблями через плечо.   Умывался он основательно, не спеша. Чувствовалось, что не хотелось ему садиться за общий стол. Дяде Сане было неловко, да и я полыхала щеками, в ожидании неизбежного. Не заведено было в кубанской семье садиться за стол без хозяина. Все положили ложки, сидели и ждали, готовые прыснуть сразу же при появлении деда, а я мысленно повторяла:

       - Господи, помоги! Уйми, вразуми их...

       Александр Петрович вошел, такнул и сел на хозяйское место. Вооружившись ложками, все низко склонились к тарелкам. И тут, наша добрая, смешливая бабушка Поля не выдержала:

       - Ну, что дед, в штаны навалил?

       - Ха-ха-ха, хи-хи-хи! - прорвало домочадцев.

       У меня не осталось никаких сил вести себя достойно, прилично. Слезы застилали глаза, я готова была провалиться сквозь землю: стыд, горечь обиды и вины за содеянное, захлестнули меня целиком.

       Деда Саня взял ложку, приосанился и сказал:

       - Да не, я не усравси. Проста падумал: чево это оно такоя?

       Лицо его тоже горело от смущения и стыда.

       Завтрак заканчивался под бабушкины подначки. Свекор нахмурился и строго сказал:

       - Хватя, Полина! Щас перекурю и пойдем огород полоть.

       Он всегда умел выйти достойно из непростых ситуаций.

       Работал дед Саня споро и качественно. Сорняки так и мелькали под лезвием острой мотыги. А ветер туда-сюда гнал зеленые волны кукурузного поля. Управившись с прополкой, он начал таскать воду, напомнив свекрови:

       - Корову пора доить, а как управишься, ступай ужин готовить.

       Баба Поля согласно кивнула:

       - Пора, уморились нонче...

       Так было заведено. Работа по дому не считалась работой. Все было само собой разумеющимся: на то ты и мать.

       После ужина я исподволь любовалась, как свекор косит траву в нашем саду. Вдруг звон... нет - жалобный стон косы, повисший в вечернем воздухе. Тут же пошли стенания дедушки Сани:

       - Ах, ты жа, бл...дь! Откуда ж ты узялся?! - Он поднял с земли и выбросил за изгородь камень. - Дык я жаш из-за тебя мог косу загубить! Утета так, недолга и загубить!

       Сокрушаясь и охая, он радовался тому, что все «обошлося благаполушна». Поплевав на ладони, Александр Петрович пошел на второй прогон, периодически приговаривая:

       - Фху! Фху! И откуда ж ты взялси? Косу-то так загубить можна... Фху! Фху!

       Вечернее солнце весело улыбалось, освещая станицу. Дорожки скошенной муравы удлинялись за спиной косаря. Ветерок забирался под выпущенную из брюк рубаху, сушил ее, остужал душу. Радость труда блуждала по лицу деда Саши, и вдруг - она, тревожная мысль: «Да как жаш я так?! Косу-то чуть не угробил!»