Выбрать главу

       Управившись, свекор ушел «на сходку», к фронтовикам.

       В «гадюшнике» было накурено, тема поднята и развита. Спор накалялся - каждый отстаивал свою точку зрения. В стаканы было налито, праздник прошел без него. Завидев Александра Петровича, все загалдели, дружно пеняя ему за опоздание.

       - Та, мине бабка за хлебом послала, - сказал деда Саня, «разрулив» щекотливую ситуацию.

       Он, и правда, купил хлеба и направился к выходу.

       - Обижаешь, Сашок, - сказали из-за стола, - твоя доля осталася, друзей мы не забываем. Ну-ка ступай сюды!

       Ну, как быть? Нельзя же оставить людям «обиду»?

       Откуда-то появился чистый граненый стакан. Из-под стола взметнулась бутылка темно-зеленого цвета. Да только вино из нее не лилось. Деда Саня обиделся окончательно и решил всех поставить на место:

       - Коль выпили усе, так под стол постав, неча пустой посудой трясти. Вот деньги, я угошшаю!

       Упрек был несправедлив. Фронтовики тоже обиделись. Бутылка пошла по кругу. Все тыкали заскорузлыми пальцами в нижнюю треть, наглядно указывая, что вино там все-таки есть. Убедился в этом и деда Саня. Он самолично взболтал содержимое и наклонил горлышко над стаканом - тщетно!

       Тут кум - косая сажень в плечах - схватил злополучную тару и так ее тряханул, что вместе с вином из бутылки вывалилась и «пробка» - раскисший от длительного хранения дохлый мышонок.

       Стало тихо. Все ошалело смотрели на мерзостного утопленника. Потом кто-то громко икнул и все загалдели:

       - Манька, тудыт твою растудыт, иде ты?

       - Чем станичников поишь?!

       - Гляди там, в сельпе, больше темное стекло не бери!

       Несколько мужиков выскочили на улицу. Буфетчица Манька разводила руками, оправдывалась. Даже выставила на стол «беленькую». Только праздник для деда Сани был безнадежно испорчен. Он ведь был чрезвычайно брезгливым человеком. Отстранив с дороги своего дородного кума, ушел он, отплевываясь. Да все благодарил Бога за свое опаздание. Завтра надо снова идти в лес, картошку окучивать. Рано вставать, затемно...

       Кубанские зори ясные, утро занимается быстро. Из-за гор выкатывается солнышко и все вокруг наполняется радостью. Трава на полянах чуть ли ни в пояс, стоит от инея белая. С первым лучиком солнца, иней в росу превращается. Каждая былинка-травиночка украшена радугой капелек и кланяется земле, как Создателю. Все равны перед матушкой. И люцерна, и клевер, и мышиный горошек. В пору серебристого разнотравья, все они прелестны по-своему.

       Деда Саня мокрый по пояс:

       - Глиди ж ты, продрог увесь, а ить не заболею! Видать, землица не только кормилица, она и лечить умея!

       Шел он и все удивлялся красоте мудрой природы.

       Дома сказал:

       - Слышал я, бабка по радиву, што иде-та картошкины цветы ставили тольки королям да царям. А мы, уроде, и не цари, а цветов эньтих полно. Чудно! А жалаешь, я тебе букетик нарву? Что? Не губить картошку? Ну, тада так... идем-ка, Люсёк, чего тебе покажу!

       Мы подошли к грядкам. Плети были усыпаны завязью. Из-под листьев выглядывали крупные, как кабачки, огурцы.

       - Ты гля, Люсёк, - пошутил Александр Петрович, - бабка купила семена у Майкопе. ГовОря, «нежинскаи»! Утета они нежинскаи: пять штук - бочка.

       Свекровь в ответ засмеялась:

       - Да нежинскаи - так тетка сказала - это сорт такой, урожайный.

       К обеду прополку закончили. Свекор объявил «перекур». Откушав, сказал тете Поле:

       - Ты бы, бабичка, причипурила меня, подстригла, что ли? Чево, руки болять? Ну да ладно, ночью и отдохнуть. Ты тольки не цмыкай волосья. Не скуби, а стриги!

       Не успела свекровь согласиться, как дедушка Саня, разоблачился и сидел с опущенной головой.

       То ли машинка военных лет притупилась, то ли натруженные руки устали? Только никак не стриглось, а цмыкалось.

       Дед медленно закипал. Наконец, терпение кончилось. Весь красный, он гневно спросил:

       - Да ты чево делаишь то? Сказал жишь тебе, не скуби!

       - А, твою мать, скублю, цмыкаю? Ступай туды, где стригуть! - взвилась баба Поля.

       И как ни упрашивал дед, больше не поддалась.

       Что делать? Жара на дворе, а у деда полголовы подстрижено кое-как, а на другой половине - сплошные лохмы. В сердцах, он сорвал с гвоздя солдатскую шапку-ушанку и подался садами да огородами к куму, чтобы достриг. Ну, чтобы никто не видел, засмеют ить! Идет, пригибается, хоронится от людей.