Почувствовал общее настроение, свекор крякнул и громко сказал:
- Умеешь ты, бабка гандыбулить!
И, словно смутившись, что похвалил бабушку Полю, отправился править хозяйство.
В тот день, загодя, до ночи, выпал первый снежок. А к вечеру - и мороз не заставил себя ждать. Но встречи с друзьями не отменялись в любую погоду. Вот она, дружба мужская, скрепленная пролитой в общей войне кровью.
В этой казачьей станице люди селились так, что со склонов соседних гор кум по утрам приветствовал кума. Так, между дел, сообщались все станичные новости. А они были всегда. По ночам «шалили» бабки-ведуньи да деды-ведьмаки. Подстерегали отёл очередной буренки, чтобы своими чарами отнять у нее молоко и тайно удвоить удой у своей Чернушки.
Таких лиходеев народ знал. На очередной ветеранской сходке бурно обсуждался и этот вопрос. Ведь зима - это время отела. Всей компанией тогда порешили: этих гадов надобно проучить, но как конкретно, никто подсказать не смог. Не солдатское это дело. А потому, выпили по последней и разошлись по домам. Утром, ведь, рано вставать, ублажать затяжелевших кормилиц. Да и ночью, нет-нет, да надо присматривать и, если что, помочь.
Идет деда Саня и думу свою, как всегда, думает вслух:
- Надыть сена у хлев натаскать, коровушку телой водой напоить, почистить стой... ло...
На бугре он увидел беленькую собачку, смотревшую ему прямо в глаза.
- Стой! - сказал он себе, - дык я жаш у станици усех собак знаю. Нема у нас такой!
Схватил деда Саня комок мерзлой земли - и запустил в сучку. А она, бестия, в свете полной луны так шерстью своей и играет, «аж азноб забирая по усему телу и волосья шевелятся».
Он набрал в карманы камней, стал бросать в нее еще и еще, но так ни разу и не попал. Отбежав, собачка усаживалась на очередной холмик и дразнила ночного путника.
Видя свою беспомощность, деда Саня остановился и сказал, обращаясь к собаке:
- А, зараза, сидишь? Ну-ну! Думаешь, я не знаю хто ты? Да ты жа Белокобильчиха!
Надо сказать, эта семья пользовалась в станице дурной славой.
Собачка вильнула хвостом, стал быть, созналась.
- Я усе равно тебе даганю, - пригрозил деда Саня, - Век будишь мине помнить, как я тибе приварю!
Вот так человек и собака и продолжали свой путь. Она все дразнила, дразнила. Он же, все больше выходил из себя.
- Ох, угошшу, - шипел Александр Петрович сучке, не подпускавшей его к себе.
Подошли они почему-то к дому Белокобыльских.
- Ах, ты гадюка! - сказал деда Саня, уверившись в своих подозрениях, - значить, у гости к сибе привела?! Ну, дяржись, лярва!
Не спуская с собаки глаз, он выдернул из плетня приглянувшийся кол и пустился за ней вокруг дома:
- Ну, шшас угошшу тибе дрыном!
Бегали они до дедова одурения и до первых, почитай, петухов.
- Я, Люсёк, - рассказывал впоследствии свекор, - думал, што упаду. Но как-та излавчився, тай далбанул! «Скугу, скугу!» - заскаглила, зараза. «Ку-ка-ре-ку-у!» - закричал первый пятух.
И понеслась над станицей звонкая петушиная песня, извещая округу о пришествии нового дня.
Деда Саня остановился, заслушался. Опомнившись, кинулся: «Иде? Глядь - а её нема. Лазил, лазил - нетути, сгинула!»
- Еле, Люсёк, ноги дамой даволок, - свекор, кряхтя, прикурил новую папиросу, - на утра уся тела балела. Нихай! Будя знать, как коров у людей доить, да голаву мне морочить!
На все мои робкие сомнения, подумав, ответил так:
- Грэць иво зная, Люсёк, правда оно, или как? Тольки я не брешу, как была - так рассказал. Да и Белокобыльчиха штой-та с дому носа не кажить. Мы ж та вот, у соседях живем...
Долго еще деда Саня, работая по хозяйству, вел наблюдение за хатой соседки, да думал: нешто я её порешил?
Ан, нет: недельку спустя, Белокобыльчиха вышла во двор, поздоровалась с Александром Петровичем и грустным голосом доложила ему:
- Ох, и болела я, кум!
- Ну, бывая...
Отложив в сторону вилы, дед помчался искать меня:
- А сама, Люсёк, и не глидить на мине, - победно закончил он, искренне веря, что проучил соседку, что долго не сможет «вона ведьмовать».
Зиму прожили благополучно. Сытно. В колхозе готовились возделывать землю. Буренушка принесла доверчивое создание с очаровательными глазищами и звездочкой во весь лоб. Так ее и нарекли - Звездочка.
Телочка бегала и резвилась, да все норовила пережевать край дедовой безрукавки. У зазевавшейся бабушки Поли стащила платок. Забыв о почтенном возрасте, дедушка Саня бегал за Звездочкой, матюкался и приговаривал: