- Ну, дуреха, отдай, нема у ём молока...
Лица моих стариков светились любовью - весна! На Кубани она дружная к людям - успевай только трудись.
А потом зарядили дожди. Земля разбухла, разнежилась, готовясь принять семя из человеческих рук. Зазеленела трава, потянулись к теплым лучам первоцветы-подснежники, при виде которых в душе замирает радость. Хочется жить и творить.
Отобедав, свекор сидел у окна и наблюдал весну. Все располагало к покою. По радио шел концерт по заявкам. Потом зазвучала торжественная мелодия. Голос московского диктора поздравил советских женщин с международным праздником, рассказал об их роли в жизни страны и каждого отдельного человека.
- И пра, - согласно кивнул деда Саня, - бабк, поглиди: и наша земля женшшина, и Родина тожа женшшина. Тольки Отечество - от отца. Гля, как придумали, а? Ну, ладна, чево уж тут распитюкивать. Крупская - женшшина, вот и прыдумала праздничек. Ну, тада так: нада за падарком итить.
Приближался вечер. Деда Саня накинул свой дождевик, влез в резиновые сапоги и решительно вышел во двор. Посмотрел в небо, откуда настойчиво моросил дождь, решительно отмахнулся рукой и ступил в слякоть и грязь.
В «сельпе» купил бабке подарок - красивую цветастую скатерть.
Дорога домой одна и она пролегает мимо «гадюшника».
Деда Саня представил, что там сейчас творится. Ну, конечно же, буфетчица Манька, протирает тряпицей бутылки «Портвейна», да походя поносит завсегдатаев по-своему, по-казачьи: дескать, праздник у всех, а я тут вот с вами! Лукавит треклятая, знает, что в такой знаменательный день мужики разобьются, но сбросятся на кулёк «шикаладных канхвет».
Окошко звало, зазывало, подмигивало огоньком. Нутром чувствовалось, что внутри уже толпится народ, топочет ногами от нетерпения, пока Манька «намывая» стаканы. Зайтить штоля погреться?
Вычистив сапоги от налипшей на них грязи, дед Саня отворил тяжелую дверь. Станишники загомонили, радостно приветствуя товарища по оружию.
- Здоровеньки и вам, - степенно ответил он, - и чево ета вы тута делаетя? Нынча женшшины должны праздновать.
Сильная половина обиженно загудела:
- Да мы жа за их здоровьем своим рыскуем! Давай, Сашок, присоседивайся!
Встретили женский праздник, как подобает. Говорили много хороших слов, хвалили свои половины, желали им всяческих благ, здоровья и счастья. Как водится, подняли «на посошок»
Путь домой был особенно труден. Весенняя распутица загнала на автомобильную трассу. Попробуй, сойди - ноги из грязи не вытащишь. А тут «жижа и не так склизка». Идет деда Саня, строит планы на завтра. От работы он никогда не отлынивал, ею и жил.
По трассе, навстречу Александру Петровичу, ехал в то время автобус. Завидев пьяного человека, водитель остановил машину: мало ли что? В общем, идет деда Саня, сам с собою беседу беседует, подарок под мышкою накрепко держит.
- И тута, Люсёк, - рассказывал он потом, - хтой-то ка-ак дасть мине па галаве, аж памарки замутились, в глазах ыскры запрыгали. Ох, думаю, да хто ж это мине и за што? Проблымался, глижу - ахтобус стаить! Ух ты, утета да! Эта ж я башкой у ахтобус урезалси! Щас шахвёр, маракую, мине не так съездя!
Я с дароги ка-ак сигану и пряма у карьер. Прысел и сидю. А тама вода, гризюка - халаднО! В небе, паняла, звездочки блымкають, бабкин подарок крепка держу. Слухаю: ахтобус затарахтел. Ну, думаю, слава тибе, Господи, пара вылазить. Увесь мокрай, закачинел. А вот, прычина - не палучается, глина палзеть, склизка - хана, думаю. Лазил, лазил - никак. Ну, нет-таки, излавчился, выбралси кое-как. Прылез домой, стучу, а бабка спить, не открывая. Опять стучу. Слухаю: идёть. «Пашол, - гаварить, - штоб ты сдох, я тибе щас паскребу!» (Это вона собаке).
Открывая, а тута я лижу: с праздничком тибе, милая моя бабочка!
«Ой-ё-ёй!» - запрычитала она, а я ей подарочек, дескать, чтобы стол наш красивше был.
Вымыла вона мине, дала одёжу сухуя, скатерочку постирала. Ну, хтож винават, что такой великий праздник, раз в годе бывая?
Наутро управляли скотину, готовили картошку к посадке - весна ведь, торопит. Ну, прямо, бес попутал дедушку Саню:
- Утета да! Ты, - говорит, - бабк, будто и не спала. Вон, уже на веревке ветер паруса надувая.
- Ах, ты, вражина! Да ета ж подарочек твой!
Беззлобно поругиваясь, они продолжали править хозяйство: деду «мужицкая занятия», бабке - полегче, «женская».
Весна с каждым днем становилась теплее и краше: сады зацвели, загудела пчела, горные склоны покрылись травой, приоделся в зеленое лес. Каменка и Вонючка - никчемные ручейки, где летом воробью по колено, вдруг превратились в полноводные реки, сметавшие все на своем пути: и громадные валуны, и вырванные с корнем деревья. Поток ревел, будто раненый зверь и стремительно рвался вперед. Тут уже не зевай на хлипком подвесном мостике: упадешь - пропадешь.