Пребывая в Париже, я частенько бродила по интересным местам города. Примерно четыре месяца прожила с целью разведать, можно ли там сделать карьеру в мире Моды. На том этапе жизни это виделось светочем в окошке – лунной дорожкой в мечту…
Однако делать карьеру во Франции оказалось слишком трудно: молодые дизайнеры, урождённые французы с прекрасными манерами речи и те стремились за карьерой в Нью-Йорк или Лос Анжелес.
Так я и обитала – в недалёком закутке Парижа. В трёх остановках на местной электричке, зато самостоятельно и бесплатно. А однажды, опоздав на последнюю электричку, пошла по рельсам вдоль путей.
Помнится, между остановками на путях засветилась группа ремонтных рабочих в неоновых костюмах. Все дружно прекратили работать и, опираясь на лопаты, пялились на пешую путешественницу – французский рабочий класс, однако…
Признав во мне иностранку, да ещё «потерянную принцессу» – они сочли уместным поделиться (по-английски, что порадовало) оригинальным соображением:
–– Ночью опасно ходить одной… (Видно подумали, вдруг принцесса не в курсе)…
На что я сочла уместным охладить их французскую надежду на первенство:
– По части опасности ходить ночью одной, друзья мои – Москва, откуда я родом, оставляет Париж позади так, как Бугатти – русские Жигули! – после чего вполне гордая за отечество прошла мимо раскрывших рот великих французских любовников.
Москвичка это вам не француженка, дорогие эстеты от культуры – с нашим братом такой флирт не катит.
Провинциальный и сентиментальный Париж! Обольстить москвичку-художницу ему не удалось.
Правда, в те времена Париж ещё не был оккупирован полчищами арабской саранчи: искатели манны небесной в наивных европейских горизонтах ещё не сделали Париж большим центром по части криминала и ночных происшествий. И по железнодорожным путям можно было шагать безопасно и еженощно…
Примерно двадцать минут, не более, лишь бы не опоздать на метро, чтобы добраться до нужной станции электрички. Последний состав подземки отходил из центра примерно в одиннадцать вечера. И как раз благодаря этому беспределу французской столицы, я и обрела такое удачное жильё: познакомившись с новым дружком, русским студентом Сорбонны именно в одиннадцать вечера в метро. Мы оба опоздали на последний поезд.
Весьма рассеянный и немного, на мой взгляд, туповатый для такого престижного университета – зная меня не более недели, студент предложил разместиться в квартире своего французского друга Пьера. Тот ежегодно на несколько месяцев выезжал не то на море, не то в горы, оставляя студенту ключи.
Мне полагалось кормить кота, поливать цветы, экономить электроэнергию и газ, а также пользоваться телефоном только в самых крайних случаях, чтобы счета не повисли на незадачливого студента. Это условие он оговорил очень серьёзно, – тоже москвич, – мы друг друга отлично поняли.
– Опоздали мы с тобой, дружище, однако! Метро закрыто, и поезда не ходЮт, –
С такими словами я подколола незнакомого парня, в котором со ста метров безошибочно распознала нашего совкового мудилу… – Париж, друг мой! Здесь нам не там! – радостно на чисто московском наречии добавила, убедившись что не одна такая опоздавшая бедолага.
Студент тоже хотел добраться домой… как я до гостиницы. Но не успел… Как и я…
Братья по несчастью, мы задружились на почве общеисторического презрения Московитов к Французам. Уважая их культур-мультур, самих их как-нибудь поприличнее зауважать нам одинаково не удалось.
Учусь в Сорбонне – на русскую девушку такая фраза воздействует магически. Потому и задружились. Позже мы пару раз виделись в Москве. Нетипичный паренёк, с умственными загогулинами. Но, вероятно, студентам так и положено.
А корпус того университета – обалденное по своей архитектуре строение! – или вернее моя очарованность одной скульптурной композицией, изображающей любовную сцену из жизни Богов – тоже сыграли тогда в Париже не малую роль!
Из-за рассказа о впечатлении, произведённом великолепными скульптурами, расположенными поверх колонн по окружности здания – в меня влюбился настоящий француз. Я даже заметила момент, когда это случилось. Примерно за двадцать минут, пока мы пили кофе, а я рассказывала… Влюбился вполне серьёзно – так, что задумал даже пожениться.
Правда, видимо, в силу каких-то торжественных семейных устоев – в кровать за ради проверки на совместимость характеров – он меня почему-то не позвал. А сама я, чтобы навязаться вопреки благородным традициям, таким желанием не воспылала. И потому – несмотря на существенную культурную программу француза, весьма обогатившую мои познания Парижа, я всё же не помогла ему на себе жениться…