И даже если кому-то и доказала, что достойна внимания (обычно, кто платит кровью – имеют шанс, если всё обтяпать по уму, вспомним Марину Цветаеву) – всё равно такое внимание «не стоит туалетной бумаги», чтобы вытереться после прочтения. Я тогда записала стих, так и называется «Память человеческая не стоит туалетной бумаги».
– Ты же согласен с такой трактовкой? – высказав это я ждала, что ответит Кинг.
Но он ничего не ответил. Взял мою ладошку и два раза поцеловал. Молча.
«Всё тот же взгляд, всё тот же жест, и спать пора, но никак не уснуть»… – Меня опять за муки полюбляли, а я его за состраданье к ним.
Мы снова оставались «парочка ещё та»…
* * *
– А когда я погружалась в воспоминания, ты же знаешь? Как заведённая… Это были твои проделки?
– Конечно.
– А когда меня мучили и пытали, где ты был?
– С тобой.
– Ты шутишь… Ну ладно… Я всё равно рада что мы с тобой встретились, помнишь как это было? Случайная встреча в Париже, такая романтичная, и куда оно всё повернулось…
– Почему случайная? Я всегда знал, что мы встретимся. Это было неизбежно.
– Ты теперь всегда будешь загадками разговаривать? Но на самом деле это и вправду не важно. Я, наконец, счастлива. Просто рада, что ты не ушёл. Но если уйдёшь, то не буду хватать тебя за рукав.
– Не так уж и «не важно», дорогая. Встретить своего человека, конечно, важно. И я не уйду. А загадки кончатся, очень скоро…
– Опять загадка? Ну и ладно.
– Нет, не загадка.
– Да неужели? А как же тот факт, что я видела тебя во время оргии, видела как ты смотрел на писательницу и на меня. И как на тебя смотрел твой дружок.
– Это был не я. Нас всегда было двое. Это его вещи ты видела дома. Мы близнецы.
– Что?
– Всё так, в последний раз ты меня увидела. Увидела. А раньше ни разу.
– Что ты хочешь этим сказать? Я чего-то опять захотела спать…
– Спи. Когда ты проснёшься, то вспомнишь… я всегда был с вами. Или с тобой…
* * *
Сон снова стал беспокойным. Будто окутало прозрачным саваном. Я ощутила себя в невесомости, парящей в чужеродном пространстве теней и недомолвок. Люди, наполнявшие мой сон, не были друзьями, но – заговорщиками, исподволь наблюдающими за воздействием на меня впрыснутого подкожно зелья. Словно зелёная мушка, застывшая в паутине, я ждала исхода, понимая, что любое движение лишь быстрее привлечёт хозяина паутины. Потому я следила за сценой, не шевелясь.
Снова находясь в плену – слышала обрывки разговоров, наблюдала свои чувства и ощущения. Мне снова было стыдно.
Стивен держал за руку обнажённую гостью. Следом, приобняв за талию свою даму и оглаживая её бедро, присоединился Марк Глимчер… Глумливо играючи, облизал палец и провёл им по губам Стивена… потом по губам своей подруги. А женщина Стивена стала гладить ягодицы Глимчера. Его эрегированный член – средненький, похожий на белый гриб с плотной ножкой бочонком и небольшой головкой – отреагировал короткими рывками вверх. Подруга Глимчера подошла вплотную к Стивену, и начала тереться о его бедро сбоку. Стивен повернул её спиной, и женщина завела руку назад, стараясь ощупать вздыбленный слегка изогнутый кверху орган Принца… Я отвела взгляд.
Раньше я этого не видела, мне даже показалось, что женщина эта со Стивеном – именно её мы подобрали на трассе – та самая, из-за которой началась вся катавасия.
Удивительно, во сне мне открывались детали, ранее – когда всё было наяву – не замечаемые! Это до странности напоминало некий перепросмотр случившегося, а совсем не сон. И в процессе такого «перепросмотра» я точно знала, что так оно и было всё в точности. Просто по какой-то неведомой причине это ускользало от внимания.
Гости были в масках, но – в нарисованных на лицах красками, а не реально надетых. И это тоже почему-то не попало в зону внимания. Гости оказались раскрашенные «девочки и мальчики»… И ещё это чувство: как будто бы видеть этого мне не нужно. В сновидении я явно прочувствовала, как корректирую собственное зрение, не проникаясь отдельными деталями, будто не замечая их. Но вот получила возможность перепросмотра, а оказывается в памяти сохранено много-много больше и несколько иначе, чем я будто бы видела в реале.
Лица участников не вызвали интереса. Пирсинг у женщины видела, как выступали острые колени – помню, мурашки на телах – помню, пот на лбу и над верхней губой – запомнила, а лиц нет. Только ранее знакомые угадала. Но у писательницы я ведь пирсинг видеть не могла, так что – может это и не была писательница, а кто-то ещё.