Выбрать главу

В палату вошел Александр и склонился ко мне.

— Тебе удалось дозвониться?

— Да.

— И что он сказал?

— Профессор переговорил по телефону со здешним доктором. Если ты так настаиваешь, они вышлют за тобой реанимационный автомобиль и перевезут в его клинику, но лучше бы тебе остаться тут.

Мне вернули мои вещи. Одежда была помятой, с пятнами крови. Между ног велели вложить пеленку, свернутую в тугой валик. Пришлось дать расписку, что ухожу отсюда по собственной воле. А еще я заявила, что в реанимобиль не сяду. В Париж буду возвращаться на машине, как и приехала сюда. Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения докторишки в очках.

— Так вы говорите, что преподаете в Сорбонне, что вы — профессор? Вы просто баба из глухой провинции!

— Сами вы из провинции, — холодно сказала я, — и у меня нет к вам доверия!

Александр с бледным, точно обсыпанным мукой, лицом вытаращил на меня глаза:

— Я сяду с тобой в реанимобиль.

— Нет, мы уедем отсюда так же, как приехали.

Врач скривился:

— Предупреждаю, если кровотечение возобновится, что в вашем случае вполне реально, можете не доехать. У вас в животе бомба замедленного действия.

У меня хватило сил усмехнуться, несмотря на то что губы не слушались, будто одеревенели.

— Значит, уйду из этого мира как частное лицо, — процедила я, — а не ваша пациентка!

Смеркалось, когда мы наконец выехали из Реймса. Дальний свет автомобильных фар расстилал перед нами желтую движущуюся ленту дороги: дороги к жизни. Машина, покачиваясь, плыла по ней сквозь темноту, вгоняя меня в сонное состояние.

Мои глаза то и дело слипались.

— Ты же знаешь, тебе нельзя спать, — услышала я голос Александра. — Обещала ведь, что не заснешь.

— Я не сплю, я мечтаю.

— О чем это?

— О нас… о тебе и обо мне… О том, что ты молодой и красивый… и я молодая и красивая…

Он положил ладонь на мою голову, придерживая руль другой рукой.

— Мы еще не разговаривали об этом… — несмело проговорил он. — То, что я чувствую по отношению к тебе, очень серьезно и на всю жизнь.

— В том-то и дело, что у тебя «вся жизнь» значит нечто другое, чем у меня. Ты везешь женщину, которой как раз напомнили, что она уже не так молода…

— Меня это не волнует. Ты — это прежде всего твои мозги.

— Тогда почему ты ласкаешь мое тело? Оно никуда не годится! Как механизм, который начинает заедать и портиться, раз за разом все больше. Не хочу, чтобы ты был свидетелем этого! Именно ты!

«Не хочу вообще никаких свидетелей», — думала я. Больное животное заползает в самый укромный угол. Вот и мне позвольте сделать то же самое.

Разве мы позволили сделать так Титану, собаке Эвы? Это был исключительной красоты дог, песочного окраса, с черной мордой. От его силуэта в стойке невозможно было глаз оторвать, так он был красив. В год, несмотря на прививку, пес подхватил чумку, получив эпилепсию в качестве осложнения. Припадки мучили его по нескольку раз на дню, а видеть пса, бьющегося в конвульсиях, напуганного, не понимающего, что с ним происходит, было просто невыносимо. После припадка некоторое время он никого не узнавал, однажды отскочил в испуге от зеркала, когда увидел собственное отражение. В выражении его глаз было что-то очень человеческое, во взгляде читалась смертельная тоска…

— Вы должны его усыпить, — твердила я.

— Никогда! Никогда я на это не соглашусь! — кричала Эва.

Она возила Титана по разным ветеринарам, которые не сильно обнадеживали, зато прописывали уйму всяких таблеток. Я тоже включилась в борьбу за жизнь пса. В него горстями запихивали таблетки. Теперь он в основном спал либо слонялся по комнатам в полусонном состоянии, везде натыкаясь на мебель. Припадки повторялись регулярно, как минимум, раз в неделю. Очередное светило ветеринарной науки заявил, что шанс хоть и весьма призрачный, но есть — вся надежда на его молодой возраст. Когда окончательно сформируется нервная система, болезнь может отступить. Но гарантий никто нам не даст. В одно из воскресений на наших с Эвой глазах разыгрался новый акт этой трагедии. Мы наблюдали за Титаном через стекло балконной двери. Он бродил в садике, обнюхивал траву. И вдруг хребет бедного пса выгнуло, посередине образовав седловину, голова запрокинулась назад, а задние лапы начали мелко дрожать. Мы в ужасе смотрели, как неведомая сила расплющивает и корежит тело животного. Это больной мозг посылал неправильные импульсы мышцам. Потом Титан повалился на бок, корчась в судорогах, на морде показалась пена.