Мальчик схватился за ветку у себя над головой, подтянулся к стволу большой старой яблони и скользнул по нему на землю. Его куртка сразу намокла и порвалась на плече. А, плевать! Этого часа он ждал, как ему казалось сейчас, всю жизнь. Вот он: волшебный, запретный сад, в котором растут чудесные яблоки, сад, в который он так долго мечтал попасть. Медленно двинулся он по заросшей тропинке, высматривая себе яблоко получше. Про своих товарищей, которые ждали его сейчас у ворот, он забыл сразу же, едва коснулся ногой земли. Когда он был маленьким, то представлял себе, будто в этом вечно закрытом саду стоит замок и там спит своим фольклорным сном Спящая Красавица. Теперь, конечно, он не верил в сказки, но детские мечты, казалось, словно обступили его, замелькали за корявыми стволами старых яблонь. Перед одной из них он остановился: дерево все заросло мхом, на котором сейчас сверкали капли дождя, как серебряный плащ.
Рядом с этим удивительным видением мечты он и решил остановиться, чтобы наконец вкусить от запретного плода, который нес в руке. Он был один в этом саду, один — во всем мире, принадлежал только себе самому и весь мир принадлежал ему.
Черт, ведь как он раньше не додумался ходить сюда! А все ведь так просто!
— Эй, ты что там, заснул?! — донеслись голоса из-за стены. Мальчик даже не обернулся. Улыбнувшись, он откусил большой кусок яблока и блаженно растянулся на траве. Теперь это его сад. Только его! Он почувствовал, что штаны намокли от травы, встал, достал из кармана целлофановый пакет, расстелил на земле, снял куртку и положил ее рядом, снова улегся на импровизированное ложе. Откусив от яблока последний кусок, он бросил огрызок в сторону и закрыл глаза.
Мальчик не чувствовал пристального взгляда, устремленного на него из-за куста боярышника.
Он открыл глаза. Где-то в вышине, среди веток и листьев, мелькало голубое небо. На лицо ему упала тяжелая капля. Он вытер лоб и снова посмотрел вверх.
— Эй, ты открывай давай, — кричали за воротами. Мальчики били по решетке сумками, бросали камни, но он даже не повернул головы в их сторону.
— Ну, и сиди там один, сволочь ты!
Вдруг женщина за кустом боярышника вздрогнула: она поняла, что знает этого мальчика, знает уже очень давно, всю жизнь…
— Эй, мы сейчас уйдем! Мы тебя ждать не будем! — Но уйти они почему-то не решались.
Тот день был очень солнечным, на Британских островах редко выпадают такие дни. Юная Салли Хоулм стояла за кустом боярышника. Как теперь. Какой же молодой она была тогда! Какой красивой в том новом платье, узком и коротком по моде послевоенного времени. Она ждала. Ждала уже почти час, время от времени зябко поводя плечами от вечернего холода. Он что-то хотел сказать ей, просил прийти на «их место». Послышался шум шагов, и знакомая фигура появилась из-за деревьев. В руке он держал светлый плащ. Он оглянулся вокруг себя, потом позвал ее: «Салли!» Она тихо засмеялась в своем укрытии. Он позвал ее еще раз, потом сел на поваленное дерево. Салли стояла затаив дыхание и как бы впитывала в себя его облик, скользя взглядом по его, такому любимому лицу, шее, рукам, плечам… Но сегодня что-то было чужим, что-то в его лице тревожило, заставило погаснуть улыбку. Салли тихо вышла из-за куста и подошла к нему. Он сидел спиной, оттого и не слышал ее шагов, пока она не опустила руки ему на плечи, резко повернулся:
— Это ты!
Она хотела улыбнуться, но лицо его вдруг показалось ей таким страшным, что губы ее искривились и задрожали.
— Знаешь… мне надо уехать… Я поеду в Дублин… Ты, в общем, я хотел сказать… Ты не жди меня!
Он сказал все это так медленно, так вроде бы спокойно, будто отмерил, отвесил, завернул в бумагу и преподнес ей эти слова вместо подарка. Он шутил? Салли хотела обнять его, но он её отстранил рукой:
— Я серьезно.
В эту минуту Салли охватила безудержная ярость, подступившая откуда-то из горла. Она схватила с земли палку и начала бить его по голове, по плечам, по рукам, которыми он пытался прикрыться, по дрожащим ногам.
— Уходи! Уходи! Ну, уходи! — кричала она, толкая его к воротам. — Уходи и никогда не возвращайся! Слышишь? Никогда!
Потом она захлопнула за ним створку ворот и двумя руками потянула ржавый засов. Вот! Все! Пусть никто теперь не посмеет переступить через границы ее сада, пусть она будет одна, совсем одна, всю жизнь, всегда… Отбросив в сторону палку, Салли снова подбежала к поваленному дереву, на котором только что сидел Патрик. Сад был пуст.
— Патрик… — прошептала она и закрыла лицо руками. Но заплакать не удавалось.