Гилли молчал. Какой-то липкий страх засел у него между лопатками, лицо пылало, в горле застрял холодный комок. Он чувствовал, как кровь стучит в висках, язык нервно облизывал сухие губы.
— Послушай, — продолжал Хумбаба, — ты сам, я думаю, понимаешь, что я могу рассказать об этом всем вокруг. И что тогда? Тебе медики шагу не дадут ступить спокойно, тебя будут описывать, измерять, взвешивать и все прочее. А старики? Да за твоим телом будет просто охота.
— И вы будете одним из охотников?
— Ну нет уж, уволь. — Директор наконец отпустил голову Гилли. — Мне предоставь идти моим путем.
— Хорошо, а что вы от меня хотите?
— Ничего особенного. Веди себя тихо и почтительно по отношению ко мне. Это все, чего я требую. К тому же здоровье мое по твоей милости подорвано, и, думаю, я недолго пробуду на этом посту. Да и вообще… Обещай мне вести себя пристойно, и твоя тайна уйдет вместе со мной в могилу. Ты согласен?
Гилли вздохнул.
— В могилу… Бродяга… Поуэр уже там. Как это ужасно, смотреть, как человек сам губит себя, и понимать, что ничего не можешь сделать! А вы могли, вы могли ему помочь, но ничего не сделали для этого.
— Но меня тогда не было.
— Да, последний месяц вас не было. А раньше? — Он повернулся и гневно посмотрел на директора. — И потом, разве не вы приучили всех учителей презирать нас? Не обращать внимания на то, что творится у нас в душе?
— Ну что ты говоришь?! Разве я не говорил тебе, что эта дверь всегда открыта для любого из учеников, для всех, кто хочет поговорить со мной? Мне себя не в чем обвинить.
— Вам просто наплевать на всех! Бродяга! Да вы над ним только смеялись. Вспомните, он ведь приходил к вам, хотел поговорить с вами. Он сказал, что вы…
— Конечно, я это помню. Он ворвался ко мне не постучав и начал с ходу что-то бормотать себе под нос. Я так и не понял, что он хотел сказать мне.
— И вы ничего не нашли лучше, как сделать ему замечание, что он без галстука?!
— Я спросил, что ему надо. У меня не было времени на пустые разговоры. Да, возможно, я сделал ему какое-то замечание по поводу его костюма. Что тут ужасного?
— А еще вы демонстративно повернулись к нему спиной и поставили диск.
— Какой диск?
— Какие-то народные танцы… Посмотрели бы вы на его лицо, когда он мне рассказывал обо всем этом!
— Что тут такого? Очень приятная мелодия…
— Приятная мелодия? — Гилли встал. — Приятная мелодия! А человек ушел от вас оплеванным! Вы даже не захотели его выслушать. Может, именно в эту минуту он решил покончить с собой.
— Я думал, — растерянно сказал Хумбаба, — ему тоже понравится… Это обработка Хорслипса… Я думал успокоить его.
— Успокоить? А записи Дублинской оперы вы не пробовали включать на стадионе? Когда наши играют с англичанами?
— Я не хожу на футбол… Нет, ты меня не понял…
— Не стоит послать пару дисков в Бейрут?
— Хватит об этом! — Хумбаба рассердился. — Поуэр уже умер, и ничего изменить нельзя.
— Вы тут делаете вид, что воспитываете, как говорите, «наши души», а не хотите даже слышать, что вокруг вас действительно происходит. Волосы у меня хотите сбрить! Да я больше делаю для мальчиков, чем вы все вместе взятые. Вы же ни о чем не подозреваете, просто не желаете ничего видеть. Что из вашего гаража клей выносят, что на подоконниках вместо цветов выращивают травку, что в спальнях смотрят разную порнографию, это вы знаете? А что все курят и пьют, про то я уж не упоминаю.
— Не говори глупости. Я много лет директор этой школы, понимаю, что отдельные нежелательные явления иногда, конечно, имеют место. Мы не застрахованы от того, что к нам могут попасть испорченные мальчики. Но их единицы! Нечего изображать школу колонией малолетних преступников.
— Ну, если я все это придумал, то я сам себе обрею волосы. Ничего, в больнице я ведь тоже сначала был бритым, а потом вон как отросло. Сегодня же вечером пойду к парикмахеру. Договорились?
— Договорились, — сказал Хумбаба, не поняв смысла их спора. Он уловил только то, что Гилли согласился побрить себе волосы.
— Ну, смотрите. — Гилли вышел из комнаты.
Хумбаба растерянно сел в кресло. Непонятный какой-то разговор получился. Он собирался угрожать, хотел испугать Гильгамеша, заставить подчиниться, а тот накинулся с какими-то обвинениями. И чего ему надо? Странный мальчик. Хотя да, он же не мальчик… Вот и не боится ничего. Неужели все это было правдой? Во всяком случае, от него лучше держаться подальше.