Шемас поднялся с земли и начал тщательно отряхиваться. Михал молча наблюдал за ним, прищурив глаза.
— Ты здесь долго пробудешь? — спросил наконец Шемас.
— Не знаю. Я сегодня вечером хочу пойти на этот концерт. А там видно будет…
— Я знаю тех, кто его устраивает. Могу познакомить.
— Тоже небось какие-нибудь вонючие педики?
— Сколько сейчас времени?
Михал вынул из кармана какой-то роскошный прибор и нажал на блестящую кнопку.
— Сейчас одиннадцать минут четырнадцать секунд четвертого, среда, двадцать восьмое июля одна тысяча девятьсот восемьдесят второго года.
— А ты знаешь, что эту дату можно читать с обеих сторон: 28.7.82. Ну, пока, увидимся на вечере!
— Только вас мне там не хватало!
Шемас молча пошел в сторону Водяной улицы, но неожиданно вернулся на площадь. Никого. Пусто, как всегда бывает в это время по средам. Он сел на скамейку и опустил голову. Ему двадцать один год, он кончил университет, он сейчас не работает. И еще, вот то, об этом тоже нельзя забывать. Но все равно, он всюду чужой. Может быть, сегодня, на этом вечере, он встретит замечательную девушку. Они пойдут гулять, и он покажет ей старые улочки, расскажет обо всем, что знает, они будут вдвоем, вместе. И никто не будет им мешать. Он достал из кармана кусочек водорослей и проглотил его. Да разве имеет он право на счастье?
Вдруг невдалеке от него раздался веселый мальчишеский смех. Нет. Не может быть. Даже смотреть нечего. Он еще крепче зажмурил глаза. Тех, кого он должен был встретить, он упустил, не выполнил задания, а это просто какие-то чужие ребята. Может, это мать послала за ним братьев. И сейчас они все вместе пойдут домой. Дома, наверное, готов чай, а в его комнате в крышке от пишущей машинки спит кот, и собака ждет у двери. Отец, наверное, лежит на диване в одних носках и читает газету, а мать сидит у стола рядом с ним и терпеливо слушает, как он рассказывает ей о том, что она уже слышала на кухне по радио. Он похлопает собаку по спине и нальет коту молока. А потом ляжет на диван с какой-нибудь хорошей книгой, а сам писать сегодня ничего не будет. Что он может сказать хорошего и кому? Да и зачем? А может быть, стоит всерьез заняться пением? Или в этом тоже нет смысла?
Глаза мои видят.
Нет, это не братья. Но кто? Он открыл глаза.
В двух метрах от него стояли четверо в одинаковых красных майках и светло-голубых джинсах… Или… Да, конечно, среди них особа, несомненно, женского пола. Это они!
Шемас судорожно глотнул воздух и шагнул к ним.
— О, достопочтенные юноши, — сказал он, сгибаясь в изящном поклоне, — я счастлив приветствовать вас в нашем городе.
Они смущенно замолчали и удивленно посмотрели на него. Да, его тон не очень-то соответствовал его потрепанному виду. Плюс еще он испачкался, пока валялся тут на мостовой.
— Вы, видать, из Дублина? — бросил он нарочито небрежным тоном.
— Да, из Дублина, — спокойно ответил один из них.
Остальные посмотрели друг на друга и начали глупо хихикать.
— А вы случайно не в школе господина Хумбабы учитесь?
— Да… — Мальчик был явно удивлен.
Шемас улыбнулся.
— Вижу, вас удивляет моя осведомленность. Я знаю все на свете. Кто я? Я — дрозд.
Все засмеялись. Шемас тоже засмеялся.
— Вы мне не верите? Я, правда, знаю все на свете. Сколько лет вашему Хумбабе? Ему шестьдесят шесть лет.
— Да врет он все! Он же вам уши натягивает, а вы слушаете. — Шемас мрачно взглянул на говорившего: им оказался довольно высокий мальчик со странно блуждающим взглядом. Если бы не его юный возраст, Шемас подумал бы, что тот пьян.
— Нет, ему действительно всего шестьдесят шесть, просто он выглядит старше, потому что у него сердце больное. Он недавно вообще чуть не умер.
— Откуда вы все это знаете? — спокойно спросила его девочка.
— Я с ним недавно по телефону говорил.
— Ага, а говорите, что вообще все на свете знаете! — Мальчик шагнул к нему, и по резкому запаху Шемас понял, что его подозрения были верны.
— Еще что про нас знаете? — спокойно спросил его мальчик, с которым он говорил вначале.
— Знаю, что ваш Хумбаба чуть не умер из-за тех деревьев, и еще я знаю, что тебе, Лиам, сейчас стыдно об этом вспоминать. Правда?
— Ему просто Хумбаба все рассказал! — закричал Эдан.