— Да?! — Шемас строго посмотрел на него. — А если я скажу, когда у тебя день рождения? Или хочешь, я сейчас скажу, где ты взял деньги на бутылку?
— Ну, — неуверенно протянул смутившийся Эдан, — у меня тут должен жить какой-то двоюродный дядя, может, это вы и есть?
Шемас не обратил никакого внимания на его слова и опять повернулся к тому, кого считал Лиамом.
— А теперь, раз я знаю все на свете, я скажу, что тебя зовут Лиам О’Руарк. У вас в Дублине большой особняк и ты любишь устраивать там вечеринки, когда твои родители куда-нибудь уезжают.
— Ага! — торжествующе закричал Эдан. — Совсем это не Лиам. Попробуйте назвать его имя. Мы ждем.
— Ну, тогда… — Шемас взглянул в голубые глаза, смотревшие на него с каким-то страдальческим ожиданием. — Тогда это — Патрик О’Хултаны.
— Ага, неправильно! Неправильно! — Эдан ликовал.
Голубые глаза расширились от ужаса. Шемас вдруг понял, что произошло.
— Прости меня, — тихо шепнул он. — Конечно, я ошибся, это Гильгамеш Макгрене, сын доктора Макгрене из Дублина.
— А вы, наверное, — Гилли пытался унять охватившую его дрожь, — один из устроителей этого концерта. Вы нас встречаете, да?
— Выходит, так. — Шемас смущенно улыбнулся.
— А раз так, скажите, сколько времени мы будем на сцене? Еще много групп выступает сегодня? — настоящий Лиам наконец принял участие в разговоре.
— Вы одни и будете. Можете играть сколько хотите. У вас на сколько времени подготовлено?
— Минут на сорок… — Лиам побледнел, и глаза его расширились от ужаса.
— Можно будет и на бис. Вы ведь исполняете этот замечательный блюз, как он называется, «Что это за свет?», а?
— «Разве это тепло?» — поправил его Лиам.
Шемас встал со скамейки и предложил всем четверым сесть перед ним.
— А теперь давайте обо всем договоримся. Наметим, так сказать, сценарий. Я ведь не только один из устроителей. Я — хозяин этого города, понимаете? Я всемогущ! Вечером я представлю вам моих друзей, а с Михалом я уже говорил…
— А откуда здесь Михал? — спросил Лиам.
— Я его специально пригласил, знаю ведь, как вы все его любите.
— Любим! Ничего себе! — Лиам мрачно засопел.
— От этого подонка вам самому в первую очередь и достанется, можете быть уверены, я уж его знаю, — сказал Эдан, усмехаясь.
— Шучу. Я ведь тоже его хорошо знаю. Он просто приехал сюда со своими родителями, я здесь ни при чем. Ладно, черт с ним. Слушайте: если вы сейчас пойдете направо, то выйдете на набережную. Там очень мило, я бы сам туда с удовольствием прогулялся, но сейчас идти с вами направо я не имею права. — Они молчали, явно не оценив его каламбура.
Лиам встал.
— Нам пора! Надо еще где-нибудь перекусить перед выступлением.
— Прошу ко мне! — Шемас сделал рукой приглашающий жест. — Я готов предоставить вам пищу и кров.
— Да не хочется мешать никому, — сказал Гилли. — Мы уж лучше как-нибудь сами.
— Ну что же, не смею задерживать. Вон там, на улице Большого Устья, много разных кафе. И, кстати, обратите внимание на тот серый дом на углу. Там в свое время скрывался Де Валера, он там провел две недели.
— Плевать мне на него! — неожиданно возразил Эдан. — Я есть хочу.
Шемас осуждающе покачал головой и молча повернулся к ним спиной. Поднял руки.
— Смотрите все! Я светофор! Все смотрите на меня! Вот сейчас горит красный свет, переключаю, все могут ехать! Я — даритель жизни, я — всемогущий и всезнающий! Жизнь прекрасна! Боже, сохрани наш Ольстер!
— Он ненормальный, — громко сказал Лиам. Они медленно побрели в сторону улицы Большого Устья с ее многочисленными кафе.
Гилли молчал. Откуда этот ненормальный тип может знать его тайну? Неужели он знаком с Шамашем? Он говорил, Михал здесь, это он нарочно придумал? Рядом с ним шла Анна, но ему даже не хотелось смотреть в ее сторону. Он мрачно разглядывал свои ноги.
— Смотри, вон твоя мать, — сказала Анна, показывая рукой на высокую женщину в монашеском одеянии, стоявшую в воротах какого-то дома.
— Просто какая-то монахиня! — неуверенно буркнул Гилли.
Они купили пакет жареной картошки и сели на камни возле подземного перехода. — Надо нам поскорее сматываться из этого жуткого места, — вдруг сказал Гилли. — А то плохо кончится. — При этих словах ему в глаз попала соринка, и он тут же счел это дурным знаком. — Только не говори, что боишься, — сказала Анна насмешливо.
— Я не боюсь… Но мне как-то не по себе: озноб, холодно все время… — Заметила ли она, что у него дрожат руки?
— Холодно?! — Она засмеялась. — Но ведь сейчас жара жуткая!
— Подождите. — Гилли встал и, подойдя к лотку, купил две бутылки кока-колы.