— Поцелуй меня.
Потянулась губами, чтобы погасить крик в этом поцелуе, но в последнюю секунду распахнула глаза — и обожглась о серебряный лед.
Отдернулась, отвернулась в сторону, но затормозить было уже невозможно — и следующие бесконечные часы, дни и века я разлеталась на золотистые звезды в руках чертового фейри! Холодное серебро его взгляда жгло мою кожу, душный запах меда накрывал волнами, словно солнечное море, а он творил что-то невообразимое с моим телом, отчего выжигающий взрыв все длился и длился, не желая отдавать меня реальности.
— Отпусти меня.
— Нет.
— Верни его.
— От него уже ничего не осталось. Там личности на два глотка.
— И ты их выпил?
— Они пролились сквозь трещины.
— Главное — уйди, мы сами разберемся.
— Это уже неважно. Он уже не важен.
— Я не поцеловала тебя.
— Но поцелуешь.
Он держал меня в руках, окутывая своим нечеловеческим запахом. Родные пальцы гладили непривычно и незнакомо. До последней родинки изученное тело двигалось совсем иначе, и мой мозг не в состоянии сопоставить это с образом мужа, просто сломался и отдал управление кому придется.
Поэтому я плакала. Слезы лились непрерывным потоком, вообще никак не реагируя на попытки заткнуть этот источник. Фейри баюкал меня в руках как маленькую. Оставлял жалящие поцелуи то на плечах, то на груди. Стоило мне зазеваться, и тело вновь скручивала судорога болезненного удовольствия.
Вопреки моему желанию — мне это нравилось.
— Что тебе стоит просто забрать меня с собой? Какая, к черту, свободная воля, если ты все равно делаешь это насильно?
Я лежала у него на коленях, полуприкрыв глаза. Короткие волосы моего мужа отрастали быстро, будто бамбук, стремительно темнели. Когда он наклонялся, они щекотали мою грудь, заставляя ее болезненно напрягаться и ныть.
— Так работает магия. Смертная женщина должна добровольно поцеловать эльфа, и тогда любовь поселится в ее пустом сердце, замкнет ее уста и привяжет навсегда к волшебным холмам.
— Мое сердце не пустое.
— Ты бы не смогла подобрать кольцо, если бы оно не было пустым.
— Оно было разбитым, но не пустым.
— Уже неважно. Посмотри… Теперь я твой муж.
На вид он был тем же мужчиной, за которого я семь лет назад вышла замуж в районном загсе, но чуть-чуть иным. Чуть стройнее, чуть изящнее черты лица, благороднее жесты. Все то, что я старалась воспитать в мужчине, в которого сейчас вселился фейри, с самой первой встречи, уверяя, что тогда он станет идеальным — вдруг воплотилось.
И серые глаза.
— При чем тут муж… — я вдруг нашла в себе силы сесть, отстраниться от сладких ласк, больше не вестись на гипноз серебряного взгляда.
Завернулась в покрывало и встала. Достала из шкафа свитер, подобрала джинсы и стала одеваться под странным, недоуменным взглядом фейри.
Я поняла, в чем его беда, гораздо раньше, чем понял он.
— Люди не умеют любить, — сказал он. — Они теряют любовь со временем. Она тает в пустоте быта. Твое сердце свободно, твой муж больше не существует. Поцелуй меня. И больше никогда не сможешь снять мое кольцо.
— Думаешь, все так просто? — горько усмехнулась я.
Теплый свитер пах лавандовой отдушкой и перебивал тошнотворный запах меда.
Тот день, когда я нашла кольцо, казался мне самым черным. Когда я думала, что навсегда потеряла Ника — и мне было все равно, кто придет ему на смену.
Но прошел год, и я снова смогла смеяться и шутить. Ездить в гости в их с Айлой дом на краю города, где прямо под окнами многоэтажек паслись коровы. Смотреть без слез на крошечную розовую девочку в кроватке. Гордиться тем, что Ник находит еще и еще подработки, чтобы у этой девочки было все самое лучшее. Раньше он был таким беспечным… А стал таким отличным отцом!
Мое сердце болело как проклятое. Но оно не было пустым. В нем была безнадежная острая обжигающая любовь.
Возродившаяся из пепла как чертов феникс.
А самый черный день был позже. На несколько месяцев позже, когда посреди лета вдруг пошел снег, и я уже знала, что телефонный звонок несет дурные вести, но все равно ответила. Любимая чашка с лисой звонко ударилась о кафель и раскололась на много мелких, острых как иглы осколков.
В тот день, когда я увидела его в последний раз перед тем, как гроб накрыли крышкой — в этот самый черный день моя любовь, пропитанная слезами, стала прочнее камня. Она заняла все сердце целиком, застыла, затвердела навеки.
Уже никто и никогда не смог бы вытеснить ее оттуда.