Но обо всем по порядку.
Чтобы успокоиться и не улыбаться так, как полагалось улыбаться победителю, я спрятала лицо под чадрой и вышла в иссушающий зной пустыни. Она не давала ни на миг забыть, где я нахожусь, и что каждый шаг за пределы поселения может стать фатальным. Мне казалось, никто не следил, и я была предоставлена сама себе — но не тут-то было. Безмолвная охрана делала все, чтобы я их не замечала — но при этом следила зорко.
И даже сейчас я перебывала в полной уверенности, что сумела обвести их вокруг пальца. Едва успела дойти до шатра шейха, как ликующие крики бедуинов заставили меня обернуться.
Хотя рассмотреть укутанных в черное всадников с такого расстояния было сложно, подсознание сразу узнало Кемаля. Каким-то странным, уму непостижимым образом я ощутила нечто сродни стрелам, ударившим мне в спину.
Власть моего похитителя была настолько осязаема, что сейчас буквально сковала по рукам и ногам. Сердце тревожно забилось. Но и пропустило иной — долгий удар, словно приправленный ядом неизвестного безумия. Не отдавая себе отчёта в том, что делаю, я приставила ладонь, защищая глаза от солнца. Отчего-то хотелось смотреть на его высокую фигуру, на то, как мой несостоявшийся муж держится в седле. Но ни за что не хотелось признаваться в том, что мне нравится то, что я вижу.
Я не стала дожидаться, когда всадники подъедут. Скрылась в шатре, кусая губы и не понимая, почему мне так хотелось, чтобы мой похититель сейчас вошёл следом и…
Аллах милосердный. Первая мысль была не о том, что он отпустит домой или даст прийти в себя.
Мои мысли были о поцелуе.
… А время между тем неуклонно двигалось к вечеру. Я не выходила из шатра, но прислушивалась к шуму отъезжающих машин. Скоро обо мне узнают. Пусть я далеко от дома, и Дубай с хозяином поехали на территории Лависского эмирата[4], наверняка там есть ориентировки на меня. Даже если Висам выбрал тактику неразглашения. Остается только ждать.
Перед отъездом шейх решил как-то примирить меня с Кемалем, оттого велел подать ужин в свой шатер. Женщины обычно не делили трапезу с мужчинами, но мне эту честь оказали.
Это было то еще испытание. Приходилось улыбаться, поддерживать разговор и сохранять остатки самообладания под прожигающим взглядом Кемаля.
На пороге вероятного спасения на меня снизошло что-то сродни умиротворению. Я даже не корила себя за то, что темные глаза мужчины смотрят с таким чувством и жаром, что внутри все сладко стонет — отнюдь не от страха.
Шейх Асир не скрывал своего самодовольства. Хотелось рассмеяться ему в лицо: Висам не будет так добр к нему, когда все вскроется, да и я тоже.
Затем снова была шахматная партия. К моему удивлению, Кемаль тоже вызвался сыграть со мной, хоть отец и предупреждал, что обыграю в два счета. Так и случилось, и я испытала что-то сродни радости.
— Это будет единственное поле боя, на котором я дам тебе выигрывать, — шепнул похититель, когда отец вышел прочь отдать распоряжения перед дорогой. — Через час я жду тебя в своем шатре. Примешь ванну, умастишь тело маслом, которое оставлю, распустишь волосы и будешь ждать меня. Если выполнить все условия, я сделаю так, что мы вместе получим удовольствие. Если же решишь играть в строптивую рабыню…
— Не надейся, варвар, — я обозвала нехорошим словом шейха, который даже не озаботился правилами приличия, оставив меня наедине со своим сыном. — Думай сегодняшней ночью о том, что мог бы получить, если бы добился моего расположения цивилизованным путем!
— Газаль, ты опять испытываешь моё терпение! — глаза Кемаля засверкали.
— И что ты сделаешь? Возьмёшь силой? Мы оба знаем, что тебе гордость не позволит. Как бы часто ты не повторял обратное!
— Газаль, чего ты добиваешься? — молодой шейх перехватил мою руку, удерживая запястье. — Разве твоё сердце не стучало сорванным ритмом, когда я целовал тебя? Разве не ответила на мой поцелуй по зову собственного сердца?
— Это неправда, — мои щеки залило краской. — Ты все это придумал! И сердце билось совсем по иной причине!
— Желание побега — название твоему состоянию, я полагаю?
— Да, — осторожно ответила я с чувством надвигающейся беды.
— Я не виню тебя, — кривая улыбка Кемаля совсем мне не понравилась. Он как будто прочитал мои мысли и ждал подходящего времени, чтобы дать об этом знать. — Бутону розы нужно время, чтобы превратиться в красный цветок. Иногда солнце такое ласковое, что это происходит стремительно.
— Самые красивые розы вырастают на благодатной почве, — отпарировала я, смущенная романтикой Кемаля. — В неволе они никогда не распустятся.