— Если есть возможность сделать так, чтобы ты меня не насиловал и не сек плетью, я её использую, пусть даже так… — врать оказалось еще труднее. Но из двух зол стоило выбрать меньшее.
— Лжешь сама себе. Я бы наказал тебя за ложь еще изощрённее, не будь здесь моего отца! — Шейх разжал пальцы и отшатнулся так, будто я его ударила.
А у меня осталось странное чувство внутренней пустоты. И все еще приятная, сводящая с ума пульсация во всем теле. Но я все равно не решилась посмотреть на Кемаля, прекрасно понимая, что в глубине глаз еще не рассеялась тьма первого желания, сильного и неподвластного обстоятельствам.
— Хорошо, роза Аль Махаби, — мужчина резко выпрямился. Я помимо воли задержалась взглядом на последствиях нашего поцелуя на уровне своих глаз. — Я сделаю тебе это подарок. Иллюзию того, что ты сама ничего не решаешь. Что против силы у тебя нет и не было никаких шансов. Что ты не предавала своего мужа, потому как я тебя заставил. Но чтобы все было по-настоящему, не надейся на то, что я буду добрым!
Грудь сладко ныла. То же самое было между моих плотно сведенных бедер.
А от произнесённых Кемалем слов стало и вовсе невыносимо. Если до того меня крыло легким приливом, то сейчас это был девятый вал. Цунами взбесившейся чувственности, которая спала мёртвым сном, даже не ведая, что однажды её разбудит ненавистный враг.
Меня не напугало обещание насилия. Мне казалось, я жду его, как финального рубежа. Пройти, чтобы обрести свободу перед совестью. Неужели остается шанс, что в нашей истории не будет так много боли и противостояний?
И я тут же прикусила язык от ярости. Где моя гордость? Как я могу думать о том, чтобы сдаться, и что самое ненавистное — сдаться из-за похоти? За что Аллах так сильно наказывает меня?
— Не боишься, — чтобы скрыть замешательство, я подняла голову, — что буду сопротивляться так сильно, что люди поселения усомнятся в твоей власти надо мной? Что тогда? Будешь бить меня дальше при них или возьмёшь прямо на тех цепях на потеху толпы?
— Наивная Газаль, — мои слова повеселили молодого шейха, — каждый здесь уверен в том, что я уже овладел тобой. И не единожды. У нас иначе не бывает. С рабынями не танцуют перед этим ритуальных танцев.
— Значит, я в их глазах твоя женщина? — мне надо было узнать, как в этом варварском поселении обстоят дела с субординацией. Не хотелось выйти без сопровождения и получить камень в голову. — И это не помешало им требовать избить меня?
— Если раб покушается на жизнь шейха, наказание — мгновенная смерть, — просто ответил Кемаль, таким тоном, будто я справилась о времени. — Поэтому можешь считать себя выше статуса рабыни. Но в отношениях между мужчиной и женщиной это мало что изменит. Ночью я приду за тобой, и лучше, чтобы ты была так же горяча и отзывчива, как несколько минут назад.
— Не будет этого, — я схватила гребень и провела по волосам. Но скрыть нервозность не удалось. Я выдирала волосы от резких рывков. — Не думай, что я покорно дам тебе это сделать.
— Тогда придется связать, — я не знала, пришла ли эта идея в голову Кемаля только сейчас либо он смаковал её раньше.
Но то, что появилось в его глазах, не оставило никаких сомнений в том, что мой похититель не шутит.
— Ты не посмеешь, — что-то внутри похолодело, засыпая тлеющие угли сексуального влечения.
— Посмею и сделаю. Чтобы у тебя не осталось повода не только винить себя, но и сомневаться в своём истинном положении. Только со временем ты сама будешь меня об этом просить.
— Как хорошо ты устроился, Кемаль, — я покачала головой. — У меня такое чувство, что твоя ненависть времен детства сейчас так же точно движет тобой. Сменились лишь методы воздействия. Ты никогда не хотел, чтобы я стала твоей женой. Завидовал моим способностям? Или настолько погряз в средневековых канонах, что считаешь женщину лишь пустоголовой игрушкой?
Мои слова заставили его обернуться на пороге. Но, кроме этого, погасить торжественный блеск в глубине глаз.
— Я всегда хотел видеть тебя своей женой, — меня поразила горячность в его голосе. — Даже сейчас, когда ты не можешь стать моей по праву. Остается поступать именно так, как я поступил, потому что мои чувства к тебе никуда не делись!
— Твои чувства — обида мальчишки, у которого отняли игрушку и отдали другому. И ты решил сломать игрушку, чтобы не делить её с соперником!
— Однажды ты поймёшь, что ошибаешься, Газаль. Но сейчас…
Скрестил руки на груди, и его взгляд наполнился тьмой и холодом. Я напряглась всем телом, ожидая, что сейчас мой похититель отдаст унизительный приказ. Но он как будто колебался. А потом изрёк таким тоном, что я пожалела о том, что первая начала подобный разговор: