– Ничего, дочь, мы с тобой не должны обижаться на маму. Она человек с тонкой психикой, – успокаивал меня папа.
– Ага, – возмущалась я. – А где тонко, там и рвется.
– Не надо так, – огорчался он. – Она же все-таки твоя мать.
– Климакс меняет людей до неузнаваемости, – злилась я, но перечить мамочке не пыталась.
Так, по мановению волшебной палочки, мы с папой и Никой оказались в Южном Бутове, где выходные проходили без аккомпанемента в виде маминого крика. Это было здорово. Минусы отошли на второй план. Подумаешь, полчаса до метро. Зато, пока был жив папа, дома было уютно и тепло. А потом… Потом подросла Ника и как-то неожиданно стала центром нашего маленького мира. Или, вернее, его главой. Характером она пошла в дедушку. Такая же спокойная и терпеливая. Так что можно сказать, что от первого моего «прокола» мне в итоге была одна только польза. Леня действительно почти не оставил после себя плохих воспоминаний.
После Лени был Сергей, это еще до переезда. Мы познакомились на Таганской площади, он был весел и нетрезв и приглашал всех девушек, проходящих мимо, пойти с ним вместе в Театр на Таганке. У него каким-то образом завалялся лишний билетик. То ли друг должен был пойти, но не пошел, то ли еще что. Я согласилась. А что? Мне было страшно одиноко, а другие девушки в испуге мотали головами и убегали в сторону метро. Если это и была любовь, то какая-то «небольшая». Сергей звонил мне редко, как правило, если был выпивши. Он любил ходить в ночные клубы, «клубиться». И, как мне теперь кажется, брал с собой меня, если не было никакой другой кандидатуры. Я же, измотанная метанием между детским садиком, продуктовым магазином и секретарской работой в какой-то маловыразительной фирмочке, была готова на все ради веселого вечера. Я его почти не запомнила, а через пару месяцев он как-то сам собой сошел на нет, оставив после себя неопасное, но неприятное венерическое заболевание. В мой каталог проблем он вошел с индексом 0,03. Мелковато.
Дальше был Коля, который был женат и все время дергался из-за возможного конспиративного провала. Он настолько много говорил о жене, что становилось неприятно.
– Она совсем меня не понимает. Не ценит своего счастья.
– Да, конечно. Ты замечательный. Посмотри, тебе нравится моя прическа?
– У нее один интерес – трепаться со своими подругами. А подруги эти все ее поголовно ненавидят, потому что она замужем.
– Прическа-то как, а?
– Почему она может часами выслушивать этот бред про самопознание, но не выносит новостей? Нам с ней не о чем говорить!
– Слушай, может, тебе обратиться к психологу? – однажды не выдержала и предложила я.
Коля с таким удивлением посмотрел на меня, словно только что обнаружил, что я тут, рядом, лежу и чего-то жду. Он был помешан на жене. На ее вздорном характере, на ее манере воспитывать их детей, на ее требовательности… и еще на тысяче других ее особенностей, что я всерьез начала подозревать, что он ее любит. А что же тогда он делал рядом со мной? Скажу вам честно, что бы это ни было, к любви это тоже не имело никакого отношения. Скорее эдакий психотерапевтический обоюдный обмен. Совместный поход в ресторан. Или просто пара комплиментов, брошенных друг другу.
Я понимала, что все это – полный бред, но радовалась, что есть хоть что-то. Наши отношения прекратились сами собой, когда я переехала. Моих женских чар оказалось недостаточно, чтобы мой женатый герой преодолевал ради них расстояние между Таганкой и Южным Бутовом. В моем каталоге Коля значится как «роман, за который мне мучительно стыдно».
После Коли были Миша и еще один Сергей, и еще кто-то, кого я плохо помню. Они не были плохи или хороши, они просто пролетали мимо меня, оставляя чувство мучительной пустоты, похожее на похмелье. В общем-то, это был просто секс. Эдакий полуфабрикат любви, который я размораживала время от времени, потому что не было ни сил, ни желания готовить что-то более вкусное. Пока они были, вроде все шло не так плохо, но когда отношения заканчивались, не становилось даже грустно. Так, чуть-чуть жаль потраченного времени, и все.
Это понимали все – и они, и я. И даже папа, который только вздыхал и гладил меня по голове. Когда он умер, я была так потрясена, что долгое время вообще не хотела больше никого видеть. Папа был моим якорем, он держал меня на земле, не давая катиться по миру былинкой. И вдруг я поняла, что осталась совсем одна. И эти Миши, Сережи, Паши, Саши – я вдруг захотела, чтобы это прекратилось навсегда. Я искала Настоящей Любви, но сделать красивую птицу из обычного таракана у меня так и не получилось. Наверное, не хватило усидчивости. После смерти папы я была очень одинока.