Вечером идиллия проживания в охотничьем “домике” Завидово была нарушена. На территорию охотничьего хозяйства, благополучно преодолев все посты охраны, въехала “чайка”. Леонид Ильич, в этот момент благодушно отдыхал, расположившись на веранде дома с Юлечкой Чубарсовой и всей компанией товарищей по охоте. Громким контрабасом звучал густой, сильный голос Брежнева. Он был занят любимым после охоты делом - распределением, что Бог послал. А Высшие силы сегодня не поскупились на охотничьи трофеи. Две кабаньи туши щетинистой горой лежали друг на друге. В оскаленных мордах несчастных кабанов читалось. - За что? Эх, жестокие вы люди. Егеря разделывали туши кабанов на четыре части, передки и задки. Пальцем шеф указывал то на одну, часть туши то на другую.
- Вот этот передок Косте Черненки - старый друг лучше новых двух…. Этот передок Громыке, давно главному дипломату ничего не посылал. Это не правильно. Андрею в Америку к Картеру ехать скоро, пускай подкрепится… Вот этот задок Грише Романову в Ленинград фельдегерьской связью пошлите, пускай почувствует, что помнит о нем Генеральный секретарь. Перспективный кадр партии - пусть порадуется. Смотрите, что бы не пропала кабанятина. Слышишь, Рябенко? -
- Да Леонид Ильич, сделаем, - ответил начальник охраны.
- Ну а этот задок,… ставропольскому “комбайнеру” пошлите. Пусть порадуется, побалуется мясцом… “сородича”. Теперь не долго…. А этот задок Диме Устинову, министру обороны. Надо поддержать, у него сейчас проблем много. Один Афганистан чего стоит…. Вот этот передок… . Тут процесс распределения был прерван самым бесцеремонным образом. Из “чайки” выбежала лет сорока пяти, дородная, в теле женщина. Сразу с криком-
- Папа! - бросилась к остолбеневшему Ильичу.
- “Ну “братец” держись”, - заехидничал Викторин.
- Приблизившись к папе, дочка остановилась. И удивленным голосом спросила:
- Папа ты ли это? Ты такой помолодевший…. Да просто красавец. Где мешки под глазами?…. Где живот?
- Ну, Галю… дочка. Сама видишь. Стараюсь быть в форме.
- Ильич, где бы ты был, если бы не сиамский - брат Витя. Скромнее надо быть, скромнее. - Продолжил чревовещать Трофимов. А “первая принцесса СССР” продолжала рассматривать, тормошить, столь разительно изменившегося отца. Продолжалась эта идиллия не долго, минут пять. Вдруг радостные воркования дочки прекратились. Она замолчала, пристально вглядываясь, куда - то за спину Ильичу. Почувствовав не доброе, папа попятился, стараясь закрыть Гале видимость. Догадываясь, куда та смотрит и на кого. На веранде стало как - то тихо.
- Так значит это, правда! - Закричала дочка, и разгневанной фурией бросилась к избраннице сердца папы. Разыгравшаяся сцена всем хорошо запомнилась. Битва шла яростная. Дочка генсека была более тяжелой весовой категории, и поначалу одерживала вверх. Но Юля была моложе и в обиду себя не дала. Две женщины громко визжа, таскали друг друга за шевелюры. Слова, угрозы которыми они обменивались, от души и со вкусом, были особенно “иностранными”. Причем молодая соперница, явно побеждала в физике схватки. Старшая одерживала верх в словесной дуэли, как ни как - опыт.
- Ильич спасай женщин, а то покалечат друг друга. - Первым пришел, в себя Викторин. Генсек очнулся от столбняка:
- А ну прекратить! Смирно! А то прикажу обеих в бассейн забросить. - Прокричал Ильич. -
- Медведев! Собоченков, что смотрите? Разнимите! Держите их! - Рявкнул на застывших телохранителей Ильич. Охранники быстро соорудили живой шлагбаум, встав между враждующими сторонами. Возникла, пауза. Женщины смотрели с ненавистью друг на друга, тяжело дышали, но уже не дрались. Они, конечно понесли некоторый ущерб. Волосы как у огородных пугал, помада размазаны по лицам, как боевая раскраска индейцев. У Юли на левой щеке красовалась глубокая царапина. У “принцессы” под правым глазом наливался ультрамарином синяк.
- Все… брек, расходимся. Галя иди в свою комнату, приведи себя в порядок. Юленька, подымись к себе. Я сейчас приду. - Ильич устало пошел, за дочерью. Дальнейшие перипетии семейных отношений остались вне знания Трофимова. Викторин Иванович решил отдохнуть - подремать. Потом, ночью перед сном, Ильич кратко поведал о дальнейших событиях.
- Юленька будет жить в Москве, я позвоню управделами ЦК Павлову. Надо выделить квартиру и машину с охраной. А Гальку отправил к мужу, пусть Юра утешает. Но пришлось пообещать, что уеду после завтра в Заречье, к жене. Виктория Петровна плачет…. Нельзя ее обижать. Я супругу очень уважаю. Вот такие друг ситный дела. - Проговорил тихо, и устало генсек. Было видно, что утомился, как выжатый лимон Леня. Все-таки не тридцать лет. Викторину стало жаль “брата”. За эти дни Тимофеев сдружился, прирос к вынужденной “второй половине”. Брежнев, конечно, был не ангел. Он был политиком и этим все сказано. Но Ильич, в отличие от политиков “демо” волны не был равнодушен к судьбам и жизни простых людей. Леонид Ильич Викторину нравился.
Завтра опять приехали советники Лени, подготовка к Пленуму продолжалась. Во время обсуждения экономических вопросов, с помощниками Брежнева. Викторин изволил проснуться и спросить: за нашу передовую, лучшую в мире социалистическую торговлю. Голиков привел данные о достижениях и успехах “доблестной” советской торговли. Тут Трофимов не выдержал и выдал на гора, все, что помнил о тех временах. Викторин Иванович хорошо запомнил очереди в магазинах, презрительное хамство продавцов и полупустые прилавки. Возможность что - то достать только через знакомых, по блату. В общем, в торговле, по мнению Викторина дело было “швах”. А тут опять звучит - ” имеются отдельные недостатки”. -
- Леня ты меня послушай, а не этих долдонов. Я тебе правду говорю. Им то что? Тоже в спец. “лавочках” отовариваются. Бери чего твоей душе угодно, чем не жизнь. Тут тебе будут “кадить” фимиам за успехи в торговле. А простые труженики? Кстати если разобраться, на стражу их интересов ты поставлен или нет? А раз так, то слушай. Вся торговля советская это укрывательство продуктов, распределение их между собой и нужными людьми. Главное же для советской торговли создание дефицита. Заметь Леня умышленного дефицита. А людей довели до того, что и сосискам и колбасе с добавками туалетной бумаги рады. При царе - батюшке Николае Втором, (кого вы большевики - коммунисты свергли, чтобы людям вроде лучше жилось) о таком колбасно - сосисочном искусстве и не слыхивали. Да и вообще Генеральный секретарь нашей партии, тебе не мешало бы время от времени ходить по простым магазинам. Куда обычные люди ходят. Ты - то шеф….как считаешь - партия для народа или народ для партии? А то получается вы все для себя “несгибаемых ленинцев” давно коммунизм построили - ешь, пей, что хочу. Шьют вам индивидуально. Все по первому требованию доставят в лучшем виде - хочешь из Парижа, надо из Лондона. Пользуетесь плодами “загнивающего” Запада по полной программе.
-Ты говори, да не заговаривайся,- загорелся праведным гневом “первый брат”.
- Ах, так! Не нравится! Правда глаза колет? Так я могу тебе доказать, что не только ты этому телу хозяин. Что -то я смотрю, ты в последнее время все по утрам на своего “дружка” любуешься …Все смотришь. Думаешь, не понимаю? Не догадываюсь? Это ведь, кстати, я тебя до нужной величины и готовности к труду и обороне подтягиваю. Знаю, готовишься. Вон у зеркала вчера крутился, морщины разглядывал. Все смотришь, что седины стало меньше….Ну, ну…Вот будет у тебя сегодня с медсестрой твоей фиаско. Приструню твой норов. Полежишь в палате больничной, кашки манной поешь. И не надейся, тогда на скорое твоего “дружка” возвышение…. заоблачное. И будет у тебя не сказка к лесу передом, а наоборот - к лесу задом.
Ильич сразу утих, взволновано затрепетал.
- Ну прости брат погорячился, это же шутка была… Викторин, я тебе верю. Да и сам все понимаю. Ну, хочешь, давай… Поедем пораньше завтра. Заедем в какой - нибудь магазин, все равно на Политбюро ехать.
- Вот это другое дело, а то взялся за партию горло рвать. - обрадовался Викторин
-А знаешь, Витя… все забываю тебя спросить… Ты в партии нашей состоишь? Москва. Магазин “Три ступеньки”.