Черненко осторожно посмотрел на Андропова.
-“Ишь сидит, валун валуном и не смотрит на генсека..А чего смотреть? Насмотрелся уже,…. бумажки перекладывает. На каждого папочка, с такими вот листочками заведена. Да и сам вроде то же оживился что ли, вон румянец, глаза блестят - волк прости Господи, чисто волк. Надо подумать
Тут, кровь из носа, но надо достать это молодильное лекарство, ну а тогда …”
Черненко испугался собственных мыслей, какие открывались перспективы.
Брежнев окинул взглядом товарищей по партии - все настороженно выжидали. Смотрели во все глаза, как на неведомую зверюшку. В “воздухе” явно накапливалось напряженное ожидание. Ильич чувствовал
-” Все не так, как раньше. До аварии заходил на политбюро, как на посиделки к себе на терраску - чайку попить. Все други -товарищи разве, что ноги не целовали. А теперь, как-то… я и они, только Юра так сочувствующе, понимающе посмотрел.” Брежнев расправил плечи и как в молодости, как в войну под пули:
-Здравствуйте товарищи, как работалось без меня? Я немного приболел, не аккуратно покатался…Не соскучились?- Со всех сторон раздался дружный хор старческих голосов:
- Дорогой Леонид Ильич, да как же мы без вас? Ждали ваших мудрых указаний. Вся работа без вас не идет. Нужна хозяйская рука. Ваше политическое чутье истинного верного ленинца,… выдающего политического деятеля современности,… Главного маршала страны.
Брежнев поморщился.-
-“Все по - прежнему,… тот же хор славословий. Просто стая, пока не знает, что делать…Не успели договориться….Ну и хорошо. Это даже лучше.”
-Вам надо больше беречь себя Леонид Ильич, больше отдыхать, вы так важны для партии и страны….
Брежнев посмотрел на говорившего.-
- Значит, кто-то жаждет, что бы я больше отдыхал и меньше работал? Товарищ ..а..товарищ “меченный”. Без меня все сможете решить так, что ли? А я вот сегодня проехал по Москве….посмотрел, прошелся по магазинам. Вижу, товарищ Гришин заволновался. Ну, ну…думаю, назрел вопрос поговорить, о жизни простых людей, о членах партии. Галина дайте мне колбаску, что я принес .
Черненко посмотрел на сидящего слева Брежнева. У того подергивалось лицо, красное, злое, как тогда на президиуме ЦК в октябре 1963 года, когда снимали Никиту, вспомнил Константин Устинович. Брежнев, взяв нож, сосредоточено кружочками нарезал на тарелке колбасу. Все с удивлением, молча, смотрели на это. Все, но не Андропов. Тот сидел, как сфинкс спокойно и смотрел перед собой. Весь собранный, сосредоточенный. За спиной ощущалась вся мощь всемогущего КГБ. Смотрел невозмутимо, будто ничего необычного не происходит. Только непонятно и таинственно поблескивали стекла очков, на одутловатом, с желтизной, похудевшем за последнее время лице.
Сегодня на Политбюро предстояло принять ряд неожиданных и решающих для будущего страны решений. Главный “чекист” окинул взглядом ряды “вершителей судеб” страны, и усмехнулся про себя.
-“Да “старая гвардия” партии из разряда гвардии , все больше становится дряхлеющей клиентурой Четвертого управления Минздрава. Да и я сам постоянный “клиент Чазова”.- Невесело подумал Андропов.-
Многим сидящим, здесь вскоре придется уйти на покой. Кто на заслуженную пенсию, другие на “встречу” с Троцким. Это как пойдет. Хотя разгребать “конюшню” партии, будет товарищ Генеральный секретарь. Помочь, конечно, поможем. Эх, годы, годы. Если бы еще здоровье.
Однако, надо делать, что должно, а что случиться - пусть будет. Так кажется, говорили римляне?”- За два дня после памятного разговора с Брежневым-Трофимовым много работал. Спал Глава КГБ не более 10 часов за трое суток, как в Отечественную. Но после того, что услышал, не было покоя. Спать не мог. Он много передумал за три дня, пришлось пересмотреть некоторые свои взгляды.-
-“Теперь придется снять “белые перчатки” и задействовать все средства и все методы. Вчера отдал приказ о разработке операции ” Матрица”, по физическому устранению лиц за рубежом, спланировавших и активно участвовавших в развале страны. Идет война - или мы, или они”.
Операция абсолютно засекречена, в КГБ о ней знают четыре человека, в Политбюро только генсек. В своей службе после того, как Крючков говорил с Брежневым в Завидово, были взяты под “колпак” и арестованы наиболее видные предатели из “своих”. Для таких “великих писателей” как Резун, было потрясение, столь кардинальное и неожиданное изменение их “успешной” карьеры.
-“Гордиевского взяли под контроль, Калугина арестовали. Теперь иуда ноги готов целовать - лишь бы жизнь сохранили. “Ракетчика” инженера Толкачева тоже подключили к “игре”. Толкачев удивил своей жадностью. После обыска изъяли килограммы рублей. И зачем ему было столько? Солить? “Суворовым” теперь Резуну не быть, как-то это теперь затруднительно будет. На Новой земле пусть послужит, там тоже “писатели” нужны. Генерал МВД Бакатин “неожиданно” умер от инфаркта - похороним с почестями. Вспомнил о нем Викторин, во сне приснилось, и позвонил среди ночи, но ни чего, почаще бы таких снов. Конечно, не всех взяли и не обо всех знаем, но чем богаты.”
- Председатель, посмотрел на сидящего справа от Брежнева Суслова. Со стороны, длинный Суслов сутулившийся, с седым хохолком на голове напоминал болотную цаплю. Смотрит через очки, будто на обед лягушку высматривает. Вчера, вопреки правилу. Главный “идеолог” партии и Черненко встречались. Михаил Андреевич как-бы случайно прогуливался на Кадашевской набережной, и там же, в центре загазованной Москвы гулял астматик Костя.
- “Что-то ни так, ни как старые волки, что почуяли?”
Два дня назад, вечером, неожиданно в квартире Черненко раздался звонок. Звонил Суслов. Говорил о разных текущих делах, и разговор-то был пустячный. Но в конце звонивший намекнул, что завтра утром в полдевятого будет прогуливаться на Кадашевской набережной. Костя все понял правильно. Утром они встретились.
Черненко приехал на набережную точно в полдевятого. В этот час набережная была практически пустынна - ни машин, ни людей. Из окна машины, через толстое стекло была видна Москва-река и золотые купала Московского кремля. Суслова пока на месте не было. Хотел было сразу уехать, но решил все же минут пять обождать. “Идеолог” партии был скрытным, малообщительным вне работы человеком. Здесь, пожалуй, можно и обождать. Константин Устинович зашторил окно, поправил воротник, показалось “режет” шею. Вспомнил. Достал из кармана в знакомой сине-голубой обертке конфету “Мишка на севере”. Внучка вчера подарила, вот ведь мелочь, пустековина подарок, а от чистого сердца. Конфета приятно захрустела во рту. Маленькая радость, а хорошо…Сколько их еще осталось?”
Михаил Андреевич не любил “гонять” более 40км в час, скорость не любил, технике не доверял, больше собственным ногам - жизнь научила.
Вот и сегодня “ЗИЛ” Суслова, еле полз. Анреич задумался, было о чем подумать.
Снег крупными хлопьями падал на землю, скрипели новые лапти, подошвы “горели” от усталости, шел, словно по раскаленной сковородке, но ничего. Он упрямо наклонял голову навстречу зимней поземке. Поправил старый отцовский шарф, влажные ворсинки лезли в рот, ледяная корка застыла на кромке шарфа, мороз крепчал. Но ничего… ноги переставлял почти автоматически. Впереди в клубах белого, с мороза пара показался город Сызрань. Невольно идти стало легче, скорее, скорее в тепло. Он шел пешком из своего родного Шаховского, имея за душой только маленький узелок с вещами и справку от комитета “Бедноты”. Шел учиться марксизму-ленинизму. В узелке с вещами лежал потрепанный, с прожженной обложкой томик бородатого Маркса “Капитал”. Он зачитывал его, при тусклом, свете керосинки до “дыр”. Суслов улыбнулся, молодость прошла так быстро. Вот будто вчера, на вокзале в Сызрани он пил горячий, ароматный, обжигающий чай. И не было потом за всю его жизнь вкуснее обычного с хрустящей корочкой, белого с пылу-жару калача ….А вот сейчас даже пройти пешком в лес, по грибы - уже проблема. Да в восемнадцать лет…. можно было совершить и не такое.