В этот момент, нежданно и совершенно неловко, произошли три вещи.
Послышался скрип открываемой двери, но в этот же момент Катя закричала:
— Какая у тебя родинка на заднице!
Маша, вздрогнув от двойной неожиданности вскрикнула, и подпрыгнув, плюхнулась животом поперёк своей кровати, оттопырив, так и не зачехлённую в брюки, ладную попку. Телефон, естественно, как кузнечик от неё отпрыгнул на пол.
Хорошо в чехле, не разбился.
— Вид, конечно, замечательный Синицына, но, по-моему, мы с вами оперировали живот, — произнес строгий очень знакомый голос. Соседки засмеялись, очень напыщенно и как-то фальшиво.
Ну, еще бы. Еще, поди и ресницами захлопали.
Маша с досады чуть вслух не застонала, еле сдержавшись. Повернув голову и, выглянув из-за пелены волнистых волос, она посмотрела на серьёзное лицо Станислава Алексеевича, в темных глазах которого, как угольки, тлели смешинки.
Маша ворча себе под нос, что-то о неуёмных женщинах и наглых мужчинах, рывком натянула брюки. Она ощущала жар в пояснице, там, где Станислав Алексеевич взглядом касался обнаженной кожи.
Благодарно улыбнувшись Надежде, которая протягивала выключившийся из-за падения телефон, Маша взяла его и убрала под подушку. Сев на кровать, она из-под нахмуренных бровей прожгла взглядом дыру, в дорогом на вид, галстуке врача.
Впрочем, он своей вины явно не чувствовал и выглядел даже слишком довольным всей ситуацией.
— Ну, как вы тут дамы? Я смотрю не скучаете.
— Нет, Станислав Алексеевич, — в один голос, как на параде перед генералом, ответили Катя с Надеждой.
Маша только закатила глаза. Неужели и ей предстояло в скором времени встать по струнке перед этим местным языческим божком? Влюбляться в него не было никакого смысла. Боги лишь могут одаривать своим светом и вниманием, но никогда не полюбят смертных.
— Синицына, вы сильно не располагайтесь, — посмотрел он строго на то, как она сидит, скрестив ноги. — Мне разве уже можно ходить?
— Ходить-то вам нужно, а вот выполнять акробатические трюки, что вы сейчас продемонстрировали, еще рановато. По коридору, третья дверь направо.
С этим он и вышел, опалив взглядом, прикрытую тонкой сорочкой, грудь, отчего Маша ощутила удушение, словно на шее повязали атласную ленту — гладкую, нежную, но сжимающую до хрипа. Из горла слетел с губ еле слышный стон, но тут же был заглушён восклицанием:
— Какой мужчина.
Маша только раздражённо посмотрела на женщин и достав шлепки, обулась в них и встала. Страх сковал всё её существо, концентрируясь внизу живота.
Резво переодевшись, уже не отвлекаясь даже на неторопливый разговор соседок, Маша вышла за дверь палаты.
В коридоре было также светло, в разные стороны сновали врачи, пациенты и медсёстры с капельницами и пилюлями. Повсюду раздавались просьбы больных и требование персонала. Как и всегда чувствуя на себе взгляды окружающих, Маша на негнущихся ногах прошла по коридору и нашла нужную дверь.
В нескольких метрах, возле стойки администратора Маша увидела рослую женщину. И в обычное время она бы и внимание не обратила, но рука брюнетки лежала на предплечье Станислава Алексеевича и это вызвало внутренний дискомфорт. Мысль о том, что женщина могла быть супругой её хирурга, казалась невыносимо обидной.
Будучи балериной, Маша не отличалась умением красиво говорить, читать наизусть целые поэмы или выдавать остроумные шутки, зато она обладала гораздо более полезным талантам помимо красоты движения. Маша понимала язык тела. Танец — это способ передачи информации без слов. И в этой мизансцене, что она наблюдала, было ясно видно, что дама с модной стрижкой, возраста примерно её матери, отчаянно желала Сладенького. Всё тело женщины тянулось к мужчине, глаза, то и дело ощупывали привлекательное лицо и участок обнаженной шеи, а пальцы так и норовили вцепиться в ткань халата.
Внимание же врача уже было поглощено плинтусом с правой стороны от темной головы собеседницы.
Внутри живота возник неприятный отголосок тошноты, словно Маша увидела что-то запретное и неправильное.
Она слегка вздрогнула, когда светлая голова Станислава Алексеевича повернулась, и он уставился прямо на неё. Его тело напряглось, мышцы ясно обрисовались под белым халатом, а глаза чуть прищурились, напоминая ястреба, узревшего на дальнем расстоянии свою добычу.
Вот, это мужчина, который желает женщину.
Очевидно, то, что Станислав Алексеевич впервые видел Машу в полный рост, с играло свою роль.
И дама тоже оказалась неглупа и сразу заприметила резкую смену в собеседнике. Она перевела взгляд на девушку и с явственным высокомерием оценила и тонкий стан, и свежее молодое лицо и копну всклоченных каштановых волос. И если самой Маше они и показались патлами, то взгляд, брошенный в матовое непрозрачное стекло в двери процедурной подсказал ей, что выглядело это, как минимум привлекательно. Если не сказать — сексуально.
Маша вдруг вспомнила сказку, с которой она впервые танцевала на сцене. Это была «Мёртвая царевна» Пушкина. И вид этой порочно красивой женщины ясно давал понять, что как бы ни было налито и красно принесённое ею яблоко, принимать его нельзя.
Маша немедленно отвернулась, стыдясь, что ее поймали за подсматриванием. Отчего в душе набегали волны неприятной тяжести предчувствия.
Безотчётное волнение пробиралось под кожу, как игла медсестры — болезненно и осязаемо.
Слишком осязаемо.
Маша невидящим взором смотрела на дверь, за которой ей предстояло остаться с хирургом один на один. Возможно, Станислав Алексеевич пригласит кого-то, но неуклонно приближающиеся беззвучные шаги и усиливающийся запах свежего одеколона словно шептал Маше, что перевязка будет тет-а-тет.
Она медленно повернула голову, чтобы столкнуться с насмешливыми синими глазами и вмиг ощутила дикое желание сбежать в свою палату к соседкам — хохотушкам. В любое другое место, где не будет этого настырного взгляда, который как магнит с разными плюсами — и приковывал, и отталкивал.
Пока он неуклонно подступал, Маша оценила неспешность его шага, в котором не было ленцы, а только затаённая сила. Станислав Алексеевич напоминал спринтера, готового рвануть в любой момент. Наверняка умение бегать для врачей крайне важно, ведь порой чья-то жизнь висит на волоске.
Он почти рядом и Маша, задыхаясь, окуналась в омут его темных глаз, загипнотизированная обещанием, полыхнувшим в них. Девушка одёргивала себя за столь несвоевременные мысли и желания, но разве внимание такого мужчины могло оставить безразличной её. Хоть кого-то?
— Эта женщина ваша жена? — задала она вдруг вполне закономерный вопрос, чтобы хоть немного сбросить с плечь лямзу власти и отвоевать себе личного пространства, потому что он подступил слишком близко, потому что он одно сплошное «слишком»
Глава 5
Станислав Алексеевич резко побелел и посмотрел на Машу, как на насекомое, словно она не достойна знать ответ на простой вопрос.
Больно надо.
Она еще раз кинула взор туда, где только что стояла дама и перевела на мужчину. Он отвел свой острый взгляд и без слов открыл передо ней двери. Рукой он направил её движение, чтобы проходила быстрее. Подчинилась. Быстрее начнем, быстрее кончим.
Нет, об этом точно думать нельзя.
А он смотрел так, словно знал каждую мысль, что проскакивала в её глупой голове, каждое желание, что обуревало молодое тело.