— Откуда ты знаешь про властного босса?
— Я же стажировалась в Эльфтауне, милая. Я их знаю, как облупленных.
— Раз ты их так хорошо знаешь… — смутившись, замолкаю.
В душу засела фраза Эсы о том, что Эль Граса применяет по отношению ко мне магию соблазна. Мне казалось, что из нас двоих я охотник, а он жертва. Если жертва охотится на охотника…
Виола — человек рассудительный. Она наверняка здраво оценит происходящее, в отличие от феи, ненавидящей Эль Граса.
— Твои начальники когда-нибудь применяли к тебе магию соблазна?
— О-о, — тянет Виола, оставив бутылку и задумчиво подбрасывая яблоко. — Даже так!
Ее «даже так» звучит слишком мрачно.
Приговором. Точкой. Гвоздиком в крышку моего гроба.
Не такой реакции от нее ждала.
Я вскипаю.
— Почему сразу «даже так»? Это просто моя догадка… Я точно не знаю… Может, показалось.
— Если эльф применил магию соблазна по отношению к человеку, значит, он всерьез запал, подруга! И он не остановится, пока тебя не добьется и не выпьет из тебя все до последней капли!
— Почему «всерьез»? Почему «до последней капли»?
— Возможно, он хочет разнообразия а офисе? Другая раса — для них экзотика… А еще у них антидискриминационный закон недавно вышел.
— Эльфы — голимые снобы и консерваторы. Сама знаешь, что из этого следует…
От такого высказывания морщусь.
— Тебе не нравится, как эльфы относятся к другим расам. А сама как о них отзываешься?
— Брось! Судьба моей подруги волнует меня больше, чем вселенская справедливость… Он к тебе уже прикасался? — Виола так смачно отгрызает кусок от яблока, что на мою руку брызжет сок.
— Прикасался, но не похотливо, — признаюсь и чувствую, как к щекам приливает кровь.
Хотя… Можно ли расценить то поглаживание по плечу, как дружеское?
— А. Тогда ищи другую работу. Ничем хорошим его невинные прикосновения не кончатся.
— Откуда ты знаешь?
Виола садится за стол напротив меня и с минуту буравит меня серьезным взглядом.
— В Эльфтауне со мной стажировалась моя однокурсница. Я видела своими глазами, как ее соблазнил пациент. Из эльфов. Начиналось все с невинных прикосновений. А закончилось увольнением с работы, выселкой из родительского дома и сыном полукровкой, сданным в приют. Она до сих пор не может себе простить, что тогда поддалась… Если эльф включил магию, остается только один вариант, моя милая. Бежать без оглядки. Счастливой жизни с эльфом не жди.
— Но… Ты сама говорила, нельзя по одному представителю судить о целой расе. Каждый случай индивидуален.
— Ну-ну. Попробуй убеди в своей индивидуальности тигра, когда зайдешь проведать его в клетке.
— Я не поддамся его магии! — говорю, скорее, сама себе, чем Виоле.
— Та бедная девушка говорила то же самое. Ладно, милая. Думай сама…Думай.
Виола ударяет ладошкой по столу, словно ставя точку в нашем разговоре, и отправляется в свою комнату.
Глава 33. Мы не одни
Огромная, угольно-черная птица врывается в мою комнатушку. Как холодно… Почему открыто окно?
Разве я не закрывала его перед сном?
Пернатый с шумом машет крыльями, парит надо мной, накрывая тенью и холодным ветром. Ощупывают меня глазками-бусикнами, словно примеряясь, куда бы клюнуть побольнее.
Отмахиваюсь от него руками, и птица громко гогочет в ответ, будто насмехаясь над моей бессмысленной попыткой защититься.
С каждым взмахом крыльев я мерзну все больше. Эта пытка длится бесконечность, но вдруг… Рядом со мной не возникает Эса. С ее появлением птица исчезает, растворяется в окне, и меня охватывает чувство облегчения.
Наконец-то я в безопасности!
— Э… Хозяйка, — говорит малышка. — Тут такое дело… Мы не одни.
Она указывает на фигуру, сидящую в изножье моей кровати. В темноте я не сразу различаю, кто это. Очертания кажутся мне смутно знакомыми, но этого быть не может…
Когда он наклоняется, и тусклый свет озаряет его лицо, я вскрикиваю и… просыпаюсь.
Не успеваю очухаться, вдохнуть в себя реальность, как чья-то тяжелая рука обхватывает мой рот. Зажимает готовый вырваться вопль. Взгляд выхватывает в тусклом свете ночника репродукцию пейзажа, висящего у меня на стене перед кроватью. Хвала богам, я дома!
Но кто сюда вломился?
И сколько их?
И что с Виолой?
Я мычу, извиваюсь, пока преступник что-то шипит мне на ухо. Улавливаю «успокойся», и принимаюсь изгибаться и мычать с еще большим усердием. Вырваться не получается, потому что руки и ноги меня обхватившие стальными тисками, слишком сильны. Невозможно ни пикнуть, ни размахнуться, ни выскользнуть.