Только к эльфу никто не приходил. Он казался никому не нужным отщепенцем. Даже электронная система больницы отказалась его регистрировать, проявив очевидный расизм.
Именно забытый всеми эльф, которому я немножко спасла жизнь, притягивал к себе сильнее всего. Словно между нами зародилась тоненькая связь наподобие резиновой ниточки. Чем больше проходило времени, тем сильнее натягивалась нить, и тем больше меня тянуло к его койке.
Парень лежал в том же положении, в котором я его оставила вечером. Сохранились даже следы от моей руки на простыне. Почему эльф не двигается так долго?
Он не умер?
Замирая от тревоги, прикладываю два пальца к шее и с облегчением улавливаю едва заметную пульсацию вен. Настолько важным и приятным мне кажется это мелкое дрожание, что я не сразу убираю руку. Через несколько секунд чудится, что пульсация стала оживать. Чем дольше пальцы прикасаются к коже, тем живее бьется сердце.
Надо бы заново обработать ему раны и…
— Сарт! — сквозь шипение раздается голос в наушниках. — Ты нужна в душевой. Бегом туда!
Я опрометью бросаюсь в душевую, где последующие несколько часов помогаю мыть пациентов. Самую грязную работу, связанную с опорожнением кишечника и мочевого пузыря, выполняют специально для этого нанятые полукровки. Сильные, покладистые и совершенно не брезгливые, они отлично справляются с подобными делами.
Мытье считается второй по тяжести работой и частенько достается санитаркам.
Тяжелых, лежачих больных мы с напарницей перекатываем на специальную каталку, покрытую водостойкой тканью, отвозим в душевую и моем прямо в каталке под теплым душем.
Ходячих мы сопровождаем по скользкому кафелю, готовые подхватить в любой момент, если те начнут падать.
Закончив водные процедуры, я, взмыленная, порядком намокшая, отправляюсь на обед и… сама не замечаю, как с мыслью «только быстренько проверю» меняю траекторию и оказываюсь рядом с эльфом.
Каково же оказывается мое изумление, когда, миновав проходящих мимо коллег, мой взгляд натыкается на открытые глаза вчерашнего пациента! Даже при неярком больничном освещении их цвет поражает воображение.
Зелено-голубой. Не бирюза, нет. Насыщенный аквамарин! Такой оттенок я вижу впервые.
Эльф, как ни странно, выделил меня из снующих по коридору людей и ни на миг не разрывает визуальный контакт.
Только подойдя поближе, обращаю внимание на плотно сжатые, бледные губы. Главврач распорядился вкалывать обезболивающее только тем, кто в сознании. Теперь эльф в сознании и наверняка страдает. Он мог бы позвать на помощь, но вместо этого промолчал. Наверняка, растерялся или даже пришел в ужас, обнаружив себя в незнакомой обшарпанной больничке.
Приблизившись к пациенту, обещаю:
— Сейчас вам вколют обезболивающее. Когда оно подействует, я обработаю раны.
Эльф кивает и сглатывает. Чуть плотнее сжимает губы. Готовится, наверно, ждать и терпеть. Видимо, он уже понимает, что в нашей больнице «сейчас» означает «как только получится».
Пока найдется свободная медсестра, пока та сходит за нужным лекарством, пока лекарство доберется до пациента…
У меня щемит сердце при мысли об этом, и, несмотря на усталость, я резво бросаюсь за помощью. В комнате отдыха как назло не встречаю ни одной медсестры или медбрата.
Обращаюсь по внутренней связи со своей просьбой, но получаю совсем не тот ответ, на который надеялась. Старшая сестра сообщает, что свободных рук нет, велит взять лекарство и самостоятельно сделать укол.
Бред какой-то! За что мне это?
Сколько здесь работаю, ни разу не видела, чтобы санитарке велели вкалывала лекарства. Делать уколы — это удел мед сестер.
Выключив связь, я тихонько стону и прижимаюсь лбом к стене.
Говорят, многие эльфы владеют магией. Если сделать ему больно, пациент рассердится и скрутит меня в узелок. Или впечатает в стенку. Или ослепит.
Вот почему никто не хочет ставить ему укол и обрабатывать раны. Все боятся. И я тоже боюсь. Боюсь до дрожи, только неизвестно, чего больше: эльфийской магии или навредить парню за неимением опыта.
Конечно, я видела, как ставят уколы. Но ни разу не практиковалась даже на людях.
Помню, что укол надо делать под прямым углом. Сначала правда надо вывести воздух из шприца.
На пути за лекарством меня аж потряхивает от переживаний. На всякий случай, я делаю контрольный созвон с Виолой, которая заверяет, что любые оркские обезболивающее подойдут.
Итак, не проходит и двадцати минут, как я стою перед эльфом со шприцем наготове, стараясь не смотреть в его удивительные, ясные глаза и чувствуя, как кровь отливает от лица. Откидываю простыню и больничную сорочку с левого бедра больного.