— Ну а все же? — не унимаюсь я.
— Может, ты мечтаешь о вечной жизни? — эльфийка прищуривается, одаривая меня едким, презрительным взглядом. — А может просто хочешь завоевать весь мир и подчинить его собственной логической системе, в которой единственными правыми могут оказаться лишь проклятые альвы!
От последних ее слов мне даже хочется усмехнуться, хотя обычно язвительность мне никак не свойственна. Вместо этого я лишь качаю головой и делаю несколько шагов в направлении стола, на котором стоит графин с водой, дабы наполнить один из серебряных кубков и предложить его девушке. Ей точно нужно хотя бы немного попытаться успокоиться.
— Вечная жизнь — это проклятие, — невозмутимо отвечаю я, наполняя бокал, — А что до завоевания мира… В этом уже нет никакой нужды.
Стоит мне развернуться к Вельме, предлагая ей воду, как она тут же выбивает кубок у меня из рук. Что ж... Я ведь хотел как лучше.
— Мне плевать на то, зачем сдался тебе этот камень, — да уж, успокоить мне ее вряд ли удастся, ведь вместо этого я, кажется, распаляю принцессу все больше и больше. — Веришь или нет, но мне так же плевать и на мотивацию твоего отца. Сомневаюсь, что все ваши планы ценнее жизни целого народа.
Что-то внутри меня вздрагивает от этих слов, но я не подаю и вида. Лишь приподнимаю подбородок, явно показывая эльфийке, что готов выдержать и эту тираду.
—...И уж точно мне плевать на все это, потому что лично для меня моё счастье гораздо важнее всего остального мира. Но всего этого меня лишили, просто потому, что я родилась эльфийкой. Вот моя вина в ваших глазах. Поэтому для вас моя жизнь ничего не стоит! Думаешь я всерьёз буду разбираться в том, что двигало твоим отцом, когда он убивал моих родителей? Или что двигало тобой, когда ты заключал со мной договор, после окончания которого я никак не могу остаться в живых? Ты и впрямь думаешь, что какие-то аргументы будут для меня более весомыми, чем вся та трагедия, которую мне пришлось пережить, и которую я несу на своих плечах и по сей день?
Снова — сплошные ненависть и неприкрытая злоба. О чем эльфийка вообще говорит? После окончания договора… Она не сможет остаться в живых? Снова лукавит и пытается меня запутать? Я хмурюсь, но решаю не останавливаться на этом сейчас. Потому как мне куда важнее донести до девчонки правду. Вряд ли, когда она услышит наконец о моих истинных намерениях, Вельма останется при своем. Как бы она не кичилась тем, что ей плевать на все и всех, кроме себя… Мне все еще хочется верить, что это неправда. И то мало-мальское наследие, что еще остается от ее народа, для нее не пустой звук.
— Черный лес умирает, — коротко говорю я, все еще не отводя взгляда от лица девушки.
Она должна прекрасно понимать, о чем речь — о древнейшем лесе, в котором зародилась жизнь ее народа. На котором когда-то выросло королевство, в котором мы сейчас находимся. То, что дает жизнь этим местам долгое время, и что есть сама суть не только магии, что питает эти земли, но и самого мироздания — если верить древним текстам. Да и любой, кто так или иначе обладает даром, не может отрицать этого. Древнейшая твердыня ее народа, принадлежавшая испокон веков Черным эльфам — или лесным, как их называли как раз благодаря их происхождению — была теперь беспомощна и уязвима без своего сердца.
То, что сделал мой отец, было непоправимой ошибкой. Разграбив эту твердыню и не желая замечать, как еще при его жизни с материей нашего мира стало твориться что-то неладное.
Я вижу по лицу Вельмы, что она отлично понимает, о чем я говорю. И я цепляюсь за ее понимание, как за единственную тростинку, которая способна привести однажды к союзу между нами.
— Все, чего я хочу — вернуть Камень Жизни на его законное место, только и всего, — у меня даже тон голоса несколько смягчается, — Теперь ты готова меня выслушать?
Пару раз моргнув, принцесса вдруг… делает то, чего я совсем не могу от нее ожидать.
Она отчего-то начинает хохотать. Громко и в голос. Внутри меня что-то вздрагивает снова, уже во второй раз за вечер, и мне это ох как не нравится. Для меня все происходящее слишком непредсказуемо, и этот разговор дается мне куда тяжелее, чем я могу себе позволить. А уж когда девица и вовсе вдруг садится на пол, накрывая голову руками и все еще продолжая смеяться… Не припомню, когда я в последний раз совершенно не знал, что мне теперь делать.
Ее смех, кажется, переходит в рыдания. Такие же громкие и отчаянные. Мне самому ни разу в жизни не приходилось проявлять эмоции подобным образом, поэтому мне, мягко говоря, странно видеть такое со стороны. Но в то же время я допускаю возможность того, что это абсолютно нормально для людей, а уж для эльфов и подавно — тем более, принцесса, кажется, услышала не самую приятную новость для себя. Впрочем, мое возможное понимание не мешает мне стоять, словно бесчувственному чурбану, пережидая, когда истерика принцессы поутихнет.