Хорошо, мысли о Виктории я легко могу вытеснить. В конце концов, она всего лишь раздражающая соседка. И ведь очевидно, что она мне не нравится. Не нужно обладать женской логикой, чтобы это понять. Но Марион удалось с помощью одного телефонного звонка испортить мне настроение. Виктории такое не по силам.
Как я мог быть настолько слепым, чтобы влюбиться в неё? Один безумный момент: без Марион у меня не было бы моего Ангела. Если кто-нибудь когда-нибудь изобретет машину времени, я бы ею всё равно не воспользовался, чтобы проигнорировать Марион в ночном клубе. Ни при каких обстоятельствах я не могу представить себе жизнь без Тильды. Она самый лучший ребенок в мире. Как часто мне трудно оставаться строгим, когда она смотрин на меня с улыбкой своими карими глазами. Лишь малейший намек на улыбку, и я, как говорится, растаял.
После десяти подтягиваний я опускаюсь и вытираю пот со лба. Мне трудно дышать, и последняя фраза Марион всё не выходит из моей головы: «С понедельника мы начинаем неделю оздоровления, нам необходимо срочно обсудить несколько вещей».
У нас уже давно ничего не осталось, что нужно обсуждать. На самом деле между нами всё уже урегулировано. Что может значить её звонок? Она хочет отказать мне в опеке над Тильдой?
После того как мои мышцы немного восстановились я делаю ещё шесть подтягиваний. Наступает время горячего душа. Непосредственно в спальне, где у меня находится мой импровизированный тренажерный зал, я оставляю грязную одежду, чтобы она высохла, и голый иду в душ.
Час спустя раздается звонок в дверь. Я спешу в холл и нажимаю кнопку домофона. Два моих давних друга Тобиас и Сильвио поднимаются по лестнице, громко обсуждая закончившийся футбольный сезон. Господину Шульцу это понравится. Интересно, он стоит за дверью и всё записывает? Такие люди мне отвратительны. Зачем тратить свою энергию на превращение жизни соседей в ад? По крайней мере, Шульц, кажется, в нашем доме со своими шпионскими методами в меньшинстве. Другие соседи ведут себя более разумно. Кроме Виктории конечно.
— То! — кричит Тобиас, поднимаясь на последнюю ступеньку.
— Си! — добавляет Сильвио ничуть не тише.
— Си! — отвечаю я в восторге.
Это мы. Тосиси. Так мы называем себя ещё со школьных времен. Мы провели много бурных ночей, после которых оставались разбитые женские сердца. Пока я впервые не взял на руки Тильду. С тех пор я изменил свою жизнь для этого милого существа, чтобы по возможности каждую свободную минуту проводить с ней.
— Ну, приятно, что у кого-то сегодня праздник, — говорит Тобиас.
— Входите, — призываю я их, потому что если не ошибаюсь, то двери на цокольный этаж были открыты.
— Что случилось? — спрашивает Сильвио.
— На самом деле я не в настроении, — признаюсь я. — Мне кажется, Марион что-то задумала.
Друзья проходят за мной в гостиную, где я уже высыпал пакет чипсов в миску и поставил три бутылки пива.
— Да ничего она не задумала, — успокаивает меня Сильвио. — Отвратительная. В словаре рядом с этим словом, наверняка, напечатана её фотография.
Сильвио никогда не скрывал то, что он о ней думает. Вот почему он отказался быть свидетелем на моей свадьбе, и оставил это место Тобиасу. Но Тильда - продукт любви между мной и Марион - сразу же покорила его сердце.
— Хочешь это обсудить? — спрашивает Тобиас.
— Это просто чувство, — вздыхаю я. — Ничего, что должно испортить наш вечер.
— Круто, — отвечает Тобиас. — А я уж начал думать, что ты испортишь нам вечеринку.
Он бросает на диван сумку и из неё вываливается бутафорский крюк. Я застонал:
— Ты серьезно?
— Можешь не сомневаться, — отвечают они в унисон.
Раз в год в нашем городе проводится фестиваль. Каждый год под новым девизом, на этот раз: «Все на абордаж». Но это не всё. По случаю праздника мэр города предлагает всем горожанам пари: если вам удастся выполнить определенные требования, то он жертвует значительную сумму из собственных средств на благотворительность. В этот раз четыреста горожан в костюмах пиратов должны со сцены спеть песню «Десять диких пиратов» - политически корректную версию классических «Десять негритят». И тогда мэр пожертвует организации по защите детей две тысячи евро.
— В конце концов, это на благотворительные цели, — говорит Сильвио.
— Я дам пятьдесят евро поверх его, что бы вы меня оставили в покое, — предлагаю я.
Тобиас берет пиво и открывает его зажигалкой. Он передает его Сильвио, и вскоре мы уже чокаемся и выпиваем.
Поскольку я не могу отговорить их от этой идеи, мне приходится смириться с судьбой. В сумке лежат белые рубашки, платки, повязки на глаза и два пластиковых крюка на руку. Прежде чем идти переодеваться, я допиваю своё пиво. Выбрав себе рубашку и темно-синий платок, я иду в спальню.
— Стыдишься показывать своё божественное тело? — кричит мне вдогонку Тобиас.
— Просто я не хочу, чтобы вы побелели от зависти, — отвечаю я.
Тем не менее, я оставляю дверь открытой. Они могут спокойно смотреть.
После того, как я переоделся, Сильвио уже ждет меня в коридоре с какой-то черной штуковиной в руках.
— Забудь об этом, — отрезаю я однозначно, когда понимаю, что это подводка для глаз.
— Женщины тащатся от Джека Воробья. Вот увидишь. Чтобы ты свободно, согласно девизу, взял кого-нибудь на абордаж.
— Я пас, — отвечаю я раздраженно. — От женщин одни неприятности.
— Да ладно тебе, — слышится из гостиной.
— Забудь об этом, — повторяю я. — Если вы хотите, чтобы я пошел, тогда никакого макияжа.
Я прохожу мимо Сильвио, который угрожает в мою сторону подводкой для глаз. Когда я вхожу в гостиную, Тобиас передает мне повязку на глаз. Вместо того, чтобы её надеть, запихиваю её в карман джинс.
— Позже, — говорю я друзьям. — Теперь мне нужно ещё одно пиво.
Слегка навеселе, мы, наконец, вышли из квартиры - и убедились в правильности фразы «не в том месте, не в то время». Именно в тот момент, как Тобиас и Сильвио вышли на площадку, я услышал, что кто-то спускается сверху. Как правило, перед выходом я смотрю в глазок, но в этот раз друзья мне помешали. Очень надеюсь, что это фрау Хофер, но нет, спускаются как минимум два человека.
— О, привет, — раздался женский голос, который слишком дружелюбный, чтобы принадлежать Виктории.
— Хо, хо, хо, — ответил Сильвио.
— Ты, что, Санта-Клаус? — спрашиваю я угрюмо.
Неизвестная дама хихикает, а стоявшая за ней Виктория закатывает глаза.
— Святой Домовой, кто эти очаровательные пиратки?
Моя соседка и её подруга тоже в костюмах, и я должен признать, они приложили больше усилий, чем мы. В своих нарядах они могли бы сниматься в фильме про пиратов в качестве статистов (прим. статист - исполнитель второстепенной роли без слов), в то время как наш образ максимум – появление в поезде-призраке (прим. атракцион).
На Виктории надето белое платье с оборками и красный корсет. На голове у неё треуголка (прим. пиратская шляпа), украшенная красным бантом.
Ничего себе, думаю я и смотрю на неё в недоумении.
На её подруге надета блузка с вырезом, облегающие замшевые штаны и соответствующие сапоги, но с матерью Луиса она не сравнится.