— Но Вы выглядите отлично, но ясно … С йогой вы будете выглядеть ещё лучше. Проходите, в первую очередь я покажу Вам самую прекрасную комнату. Сюда. Почему бы нам не перейти на ты? Я Элизабет.
— С удовольствием. Я Вики.
Два часа и две сделки спустя, я возвращаюсь в офис. Было чудесно в течение некоторого времени не думать ни о Симоне, ни о Ребекке. Иногда вы встречаете кого-то и с первой секунды знаете, что это подходит. Так было с Элизабет, почти как любовь с первого взгляда. Осенью я начинаю у неё базовый курс, потому что заранее хочу обговорить с Ларисой, когда она сможет регулярно работать няней. Предварительно, но без особых причин я встречусь с Элизабет. Я вполне могу представить, что мы будем подругами.
И тогда я могла бы продавать больше рекламных средств, что, надеюсь, будет способствовать хорошему настроению моего шефа. Элизабет хочет гимнастические шары с фирменным знаком, к этому напульсники с логотипом и легкие спортивные сумки. Немного удачи на переговорах и я, возможно, смогу её убедить ещё и на коврики для йоги – что было бы действительно выгодно. Посмотрим.
Едва оказываюсь в машине, о спокойствии и речи не идёт, я должна думать о Симоне. О его поцелуях. О его руках на моих ягодицах. О голосе у моего уха. О нём во мне. Мне жарко, холодно, всё вместе. Это было слишком прекрасно, чувства слишком глубоки, чтобы оставить в памяти только впечатляющий секс. Как он мог во всём этом притворяться? Я просто не понимаю. Я думала, что он влюблен. Я действительно вообразила себе, что у нас было что-то похожее на любовь. Это очень больно. И я ужасно скучаю о представлении нас обоих вместе.
Нет. Нет, нет, нет, это глупо, это ребячество и наивность. Мне сейчас и без этого нужно войти в логово льва и появиться на допросе в зале заседаний моего-ещё-отдела. Для сентиментальных вещей у меня нет ни времени, ни нервов.
— Простите, пожалуйста… Город полностью забит, и я целую вечность возвращалась со встречи с клиентом, — говорю я, когда вхожу.
Оба шефа и Ребекка сидят перед бумагами, ручками и стаканами с водой, кивают мне. Точнее: шефы кивают, Ребекка поджимает губы и щурится. Я не позволяю её скрытым угрозам, ни при каких обстоятельствах, вывести меня из равновесия.
— Как всё прошло? — спрашивает господин Штурценберг. — Вы были у тренера йоги, так?
— Да, прошло хорошо. — Если я сейчас похвастаюсь, Ребекка после этого взбесится.
— Сделка? — Было ясно, моего шефа не радует простое «прошло хорошо».
— К пяти тысячам на данный момент. Возможно повышение к дюжине. Я слежу за изменениями, и также продолжу это делать после переезда. — Головой я указываю наверх.
Господин Штурценберг удовлетворённо улыбается и, кажется, немного торжествующе смотрит на моего нового шефа. Один ноль в мою пользу.
— Ну, тогда давайте перейдем к нашей теме, хотя мы, наверное, предпочли что-то более приятное, не так ли? — говорит господин Вайтер. Он так смотрит на Ребекку, что я нахожу крайне симпатичным. Хотя мне было бы предпочтительнее, чтобы это глупая корова без сознания упала в сторону и остальную часть года провела на больничном.
— Госпожа Майер, опишите, пожалуйста, Вашу точку зрения. Определенно, мы быстро найдем решение в нашем маленьком кругу, и всё это окажется бурей в стакане, —просит господин Вайтер.
— Вряд ли можно говорить о буре в стакане, — взволнованно говорит она. Пара слов и она уже развернулась на сто восемьдесят, ну круто. — Виктория Малер вероятно считает, будто я её травлю. В итоге она бежит прямо к Вам, потому что я якобы распространяю гадости. — Она смотрит на господина Штурценберга. Очень плохой ход, Ребекка, такие детские высказывания не интересуют нашего шефа.
— Госпожа Майер, мы все должны стремиться к деловому тону. Госпожа Малер не прибежала ко мне, а попросила меня помочь с проблемой, с которой не смогла разобраться самостоятельно. Поэтому мы сидим здесь вместе, не для того чтобы бросаться обвинениями друг в друга, — объясняет господин Штурценберг. Я всматриваюсь в него, ему всё это кажется большой глупостью. При нормальных обстоятельствах он бы оставил меня с Ребеккой и убежал бы в ближайшую закусочную. Но он должен показать свою власть перед коллегой Вайтером.
Она заливается краской. Я предполагаю, моё лицо тоже красное. Тем не менее, я начинаю рассказывать запинающимся голосом:
— На прошлой неделе я совершила ошибку, в которой госпожа Майер меня упрекает. Речь идёт о забастовке воспитателей детских садов по всему городу. Это затронуло детей госпожи Майер и моего сына. По окончанию забастовки журналист с радио около детского сада моего сына просил мнения … Как справлялись родители, когда такие вещи случались. Они интервьюировали и среди прочего попросили моего мнения как пострадавшего родителя. Да, и тогда я, наверное, слишком громко возмущалась и рассказала о том, как я справилась с этим. — Перед моим взглядом предстаёт Симон. Симон с Тильдой и Луисом в приюте. Симон и я в кино. Флешбеки следуют друг за другом. Откашливаясь, я собираюсь, так что я не расплачусь, и продолжаю. — С другим отцом я якобы разделила детей. Это я сказала в интервью – я понимаю, что госпожа Майер чувствует, будто над ней поглумились, потому что она не смогла никуда пристроить своих детей. Я уже извинилась перед ней за своё бесчувственное замечание.
— Каждый имеет право на своё собственное мнение, — считает господин Вайтер после того как ненадолго задумывается. — Вы передали только Ваш собственный опыт. Я не нахожу это неприемлемым. Какое именно отношение это имеет к нашему – прощению, с Вашей – работой. Госпожа Майер? Госпожа Малер?
Ребекка фыркает. Она не так глупа, теперь все её личные чувства ко мне разгулялись, но знает точно, что ей нужно что-нибудь добавить, чтобы не как самый последний увалень влезть в разговор.
— К моей работе это имеет отношение, — она трудно выдавливает слова и нервно водит указательным пальцем по невидимым линиям на столешнице, — поскольку такое поведение типично для госпожи Малер. Не только у меня проблемы с её пробивным образом мыслей.
Я тоже фыркаю. С каким бы удовольствием я сейчас оказалась в салуне на диком западе и заехала бы этой девке в морду. Или потребовать с ней дуэль на пыльной дороге перед салуном – око за око – зуб за зуб. Вместо этого я про себя считаю до десяти. Я умнее, чем она. Я остаюсь спокойной. Ммм. Жаль, что я ещё не владею йогой. Определенно, глубоко расслабляющее, переносящее «намасте» в этой ситуации пригодилось бы.
— Разумеется в нашей области пробивной образ мысли полезен, госпожа Майер. Кто этого не понимает, не задерживается в продаже, мы все это знаем, — учит господин Штурценберг Ребекку. Не будь она такой гадкой, я могла бы её пожалеть. Но этого не будет. Я не святая и не ищу плюсов в свою карму. — По крайней мере, до сих пор я не наблюдал у госпожи Малер никаких превышений, которые бы предполагали её безрассудство. Пожалуйста, Вы должны быть более определенными, чтобы мы могли получить представление Ваших упреков. Если речь не идёт о безосновательных утверждениях.
Мне больше не нужен Симон. Теперь я люблю господина Штурценберга. Я благодарно ему улыбаюсь.
— Я больше уже ничего не говорю, в любом случае каждое моё слово выворачивается, — выдаёт Ребекка для протокола. Её ноздри предательски дрожат. Она собирается реветь. Я, наверное, самая глупая овца в мире, но теперь у меня взыграло сочувствие. Она основательно ошиблась, и с такой-то удачей она в скором времени лишится рабочего места.