Сердце Дункана выскакивало из груди. Он чувствовал себя, как волк на охотничьей тропе. Ничто не могло доставить ему большего удовольствия, чем спасение попавшей в беду дамы, конечно, за исключением ее вечной благодарности.
Несколько часов спустя, раздавленный горьким разочарованием, Дункан плелся по ступенькам, ведущим из большой залы к западной башне. Наверное, ему следовало удовлетвориться сознанием того, что Лине де Монфор провела весь день в каком-то дворянском доме, то есть если то, что ему удалось выудить у упрямого старого слуги в палатке де Монфоров, было правдой. Все, что этот гордый олух посчитал нужным сообщить ему, заключалось в том, что Лине повезла свои товары в дом одной знатной леди по ее приглашению. И, разумеется, ничто не могло заставить слугу назвать имя этой таинственной благодетельницы.
Но Дункан был недоволен. Он так надеялся увидеть ее снова, этого дьявола-ангела, осмелившуюся приставить кинжал к его горлу. Она очаровала его. Ему стало интересно, что бы она сказала, узнав, чьей жизни осмелилась угрожать.
В этой женщине было нечто, выделявшее ее из толпы. Да, она была дьявольски красива, но за свои годы он успел повидать больше красивых девиц, чем иной мужчина за всю жизнь. Нет, в ней было что-то еще.
Она была похожа на цветок, на розу. Не на пресную розу менестрелей, а на настоящую розу: мягкие, хрупкие, тоненькие лепестки сверху и крепкий, колючий стебель под ними.
Идя по коридору к своей комнате, он вдруг услышал в светелке женский смех. Должно быть, это его мать и ее дамы занимались шитьем. Может, ему стоит заглянуть к ним. Возможно, он шокирует окружение леди Алисы своим видом, но это немного снимет его раздражение.
Однако, подойдя поближе, Дункан услышал голос, который показался ему знакомым. Он замер на полпути, прижался к стене и стал слушать.
Лине обернула ткань вокруг ладони, чтобы леди Алисе было удобнее рассматривать ее.
— Видите, миледи, — проникновенно вещала она, — какое тонкое плетение?
Оглядев комнату. Лине с трудом скрыла восторг от мысли о том, какой большой доход она может здесь получить. На двух массивных дубовых креслах лежали бархатные подушки. В углу стояла украшенная причудливой резьбой ширма из красного дерева, а рядом с камином — массивный сундук с серебром. Лучи послеполуденного солнца сквозь окно светелки золотили два роскошных гобелена со сценами охоты на стене. Такое освещение позволяло в самом выгодном свете представить привезенную Лине ткань, и она воспользовалась данным преимуществом, пряча ткань в тени, а в нужный момент драматическим жестом разворачивая ее под золотистым солнечным светом.
Леди Алиса провела тонкими пальчиками по мягкой ткани, а ее дамы заохали в унисон от восторга. О, да, подумала Лине, она с легкостью сумеет продать добрую половину своих товаров только в этом замке.
Приоткрыв дверь в комнату матери, Дункан видел в деталях все ее уловки и хитрости, то, как она льстила и увещевала, склоняя дам купить значительно больше, чем им было на самом деле нужно. «Лине де Монфор очень умна», — подумал он, восхищенно улыбаясь.
Она сменила перепачканное грязью платье на богатое, но в то же время достаточно скромное одеяние из шерсти болотного цвета. Ее роскошные волосы скрывала льняная мантилья, изумрудно-зеленые глаза лучились азартом, пока она буквально купалась в том, что можно было бы смело назвать ее стихией.
— Вы когда-нибудь видели столь редкий и благородный цвет? — спрашивала она дам, тщательно скрывая пятно грязи, оставленное им, на одном из уголков ткани.
— Похоже, вам удалось заполучить кусочек неба, — согласилась леди Алиса, и глаза ее засверкали.
Ангел цокнула язычком.
— Мне очень жаль, что сегодня у меня с собой всего один маленький образец, миледи.
«А вот это маловероятно, — подумал он. У нее наверняка припрятаны целые ярды этого добра в повозке». Впрочем, все это предполагало искусство продажи.
— Цвет настолько нов и столь популярен, что я просто не успеваю удовлетворить весь спрос на него, — объяснила Лине. — Представляете, даже король...
Дамы издали дружный вздох. Дункан подавил смешок. Девушка очень умно оборвала предложение, предоставляя дамам возможность сделать собственные выводы.
— Я возьму один отрез для себя, — решила леди Алиса, — как только вы сможете его предоставить, и еще немного, чтобы сшить накидки для каждой из моих дам.
Женщины восторженно захлопали в ладоши. Лине улыбнулась, наслаждаясь их энтузиазмом.
— Я отдам распоряжение соткать три отреза, миледи. — Дункан буквально видел, как в ее глазах появилось предвкушение огромных доходов.
— А теперь, дорогая моя, — заявила леди Алиса, — я бы хотела взглянуть на вашу более практичную шерсть, тонкое сукно черного цвета и ткань из гребенной пряжи[4].
— Разумеется. — Лине отвесила чопорный поклон.
Она великолепна, решил он, наблюдая, как она плетет волшебную паутину вокруг леди Алисы и ее дам. Она заставила их есть из ее рук и при этом желать большего. Извлекая на свет Божий все новые и новые образцы ткани, она перевоплотилась в настоящую драматическую актрису, потчуя их историями о том, какие экзотические жуки и редкие цветы были использованы для приготовления красителей, а потом ловким жестом набрасывая причудливо раскрашенную ткань себе на вытянутую руку, отчего та сверкающим водопадом устремлялась вниз. Дамы сидели зачарованные, слушая ее повествование о том, кто из знатных господ и какую ткань заказал. Они внимательно прислушивались к ее лестным советам о том, кому какой цвет и стиль идет больше всего. Перед тем как уйти, она сделала все от нее зависящее, чтобы половина сокровищ из сундуков де Ваэров перекочевала в ее карманы.
— Итак, мы договорились, — сказала леди Алиса, вырвав Дункана из плена задумчивости. Она встала, возвышаясь над своими фрейлинами. — Мой стюард заплатит вам сумму, достаточную для покупки заказанной ткани.
— Пока будет достаточно ровно половины, миледи. Если пожелаете, я могу доставить вам вашу ткань через две недели.
— Великолепно.
Словно гусыня с выводком гусят, леди Алиса со своими дамами удалилась из светелки. Никто не заметил Дункана, спрятавшегося за дверью.
Затем он стал наблюдать за тем, как Лине тщательно и аккуратно сворачивает ткань и укладывает ее обратно в корзину. Он стоял молча и наслаждался этим зрелищем. Потом он вышел из-за двери и прислонился к притолоке, загораживая выход из светелки. Лине, увлеченная своей работой, не заметила его.
— Кусочек неба? — небрежно поинтересовался он.
Лине испуганно ойкнула, едва не опрокинув корзину.
Какое счастье, — продолжал он, — что она не заметила на нем того грязного пятнышка:
— Вы! — прошипела Лине, придя в себя. Интересно, сколько времени он вот так простоял здесь? Нахальство этого мужчины было просто невероятным. Он раскованно стоял в дверях, и каждый дюйм его тела излучал самодовольство. — Как вы сюда... что вы здесь делаете?
Он ответил не сразу, и Лине разглядывала его, не веря своим глазам. Ей уже приходилось иметь дело с карманниками и разбойниками с большой дороги, но еще никогда она не встречала столь наглого и уверенного в себе негодяя. Его лицо по-прежнему было перепачкано грязью, а длинные волосы спутались, из них торчали соломинки. Одежда была измята. Но глаза изучали ее с властностью короля.
Она даже не успела запротестовать, как он ступил через порог и закрыл за собой дверь.
— А, мне удалось освободиться, — с печальной улыбкой заметил он, скрестив руки на груди, — хотя это и стоило мне туники.
Лине прищурилась. На нем была явно краденая шерстяная накидка, не полностью прикрывавшая широкую обнаженную грудь. Она отвернулась, стиснув в кулаке образец гребенной шерсти.
— В таком случае, полагаю, мы в расчете, поскольку вы испортили мою накидку. — Она заставила себя вернуться к прерванной работе, украдкой оглядывая комнату в поисках другого выхода.
— Ваша накидка отстирается, — заявил он. — Моя же туника, увы...