Целую кучу, — проговорила она не без вызова, стараясь скрыть смущение.
Но вы, я надеюсь, не станете ломать себе карьеру?
Нет, что вы.
Замечательно, — подхватила Каролин с довольным видом. — Давно мечтаю увидеть, как Тони будет справляться с бутылочками и подгузниками. У его отца это здорово получалось.
Они поднялись на второй этаж, и Каролин открыла какую-то дверь справа по коридору.
Ну вот мы и пришли. Чего ты там мнешься сзади, Тони?
Как подобает галантному кавалеру, пропускаю дам вперед, — Тони — само ехидство — протиснулся с чемоданами в комнату.
Можно, я заберу его ненадолго, моя дорогая? Покажу ему дом. И садик. Ему, как мне кажется, должен понравиться бассейн.
Эмили не сразу поняла, кого Каролин имеет в виду: Тони или Вонга. Она устало проговорила:
Конечно, миссис… э… Каролин.
Вот видите, это совсем несложно. Надо только привыкнуть. Отдыхайте, моя милая. Мы будем обедать внизу около четырех. Спускайтесь. Чего-нибудь перекусим. Пойдем, Тони, теперь тебе уже не отбрыкаться. Дэвиду не терпится обсудить с тобой эту кобылу.
Каролин развернулась и легким шагом направилась по коридору.
Эмили вошла в спальню и, как только миссис Харт удалилась на порядочное расстояние, восхищенно воскликнула:
Твоя мама — потрясающая женщина! Это что-то!
Я же тебе говорил, что она не чудовище. — Он поставил чемоданы и, заговорщически подмигнув Эмили, осторожно прикрыл за собой дверь.
Эмили опустилась на кровать, обвела взглядом роскошную комнату в голубых с золотом тонах, потом откинулась на спину и беззвучно расхохоталась.
6
Промучившись два часа в безуспешных попытках заснуть, Эмили встала с постели. Распаковала чемоданы, разложила вещи и в надежде расслабиться приняла горячий душ в ванной, отделанной миленьким голубым кафелем. Все напрасно. Спать расхотелось совершенно.
Надев черные брюки и зеленый пуловер, Эмили уселась на кровать и задумалась. Что-то в Тони изменилось. А почему она так решила? Да потому, что вместо излюбленных подколов — исключительно ехидных и язвительных замечаний в ее адрес — он вдруг начал весело и беззлобно над ней подтрунивать. За ним этого раньше не наблюдалось.
И потом, он ведь, кажется, по-настоящему растерялся при встрече с Мей. Вот уж действительно есть чему удивляться. Хотя в те мгновения Эмили сама была несколько выбита из колеи и не особенно обращала внимания на странное поведение Тони. И все же… растерянность? Чтобы Энтони Рей когда-нибудь растерялся?! Чудеса да и только.
Может быть, причина в том, что Мей— дочь влиятельного человека, которого Тони хотел видеть своим деловым партнером? Или он действительно собирался убедить Эмили в том, что ему и впрямь нужна невеста? Да нет же, с чего бы вдруг Тони стал так изощряться?
А может, все проще? Дома, в кругу семьи, ему больше незачем строить из себя крутого бизнесмена. Хотя Эмили знала его уже больше трех лет, но все это время они общались либо на публике, либо в предельно интимной обстановке и ей так и не представился случай выяснить, каков Тони рядом с самыми близкими людьми.
Впрочем, чего зря гадать?
Эмили решительно поднялась и вышла из спальни, однако уже на нижней ступеньке лестницы остановилась и в растерянности огляделась по сторонам: в холл выходили четыре двойные двери и два боковых коридора. Все двери были закрыты. В коридорах — ни души. И куда теперь идти?
Немного поколебавшись, Эмили свернула в один из коридоров и принялась заглядывать во все двери, но нигде не увидела ни души. Наконец она набрела на небольшой кабинет, стеклянные двери которого выходили в патио с бассейном. Голубая вода искрилась так заманчиво, что Эмили направилась было туда, но тут ее внимание привлекла музыка.
Не желая прерывать ее, Эмми осторожно заглянула в щелку приоткрытой двери одной из комнат. Наверное, в прошлом веке ее назвали бы музыкальным салоном, только теперь вместо арфы, роскошного рояля и других классических инструментов здесь стояли дорогая стереосистема, бесконечные полки с пластинками и кассетами, удобные кресла и низкие столики. И небольшой кабинетный рояль. Эмили замерла, засмотревшись на чеканный профиль Тони, на его длинные пальцы, легко скользившие по клавишам.
Эмили понятия не имела, что он умеет играть на фортепьяно. У нее голова пошла кругом: сколько нового узнала она о любимом мужчине за какие-то считанные часы! Как зачарованная, глядела она на руки Тони, не в силах оторвать глаз. Последняя нота замерла дрожащим эхом, а Тони уже играл другую— незамысловатую, но запоминающуюся мелодию, которая показалась Эмили знакомой. Ну конечно! Она же сама ее пела. Три месяца назад. Когда пробовалась на роль Мэгги в «Обретении». Никто не знал автора этой песни — простенькой, но красивой песни о любви, очень трогательной и волнующей, исполненной томления и горькой печали о несбывшихся надеждах.
И вот теперь Тони играл эту мелодию — не известную, кстати, широкой публике — так, будто сам ее написал. Никогда раньше Эмили не видела его таким: отрешенным, немножечко грустным и на удивление беззащитным. Такое лицо бывает у человека, который очень сильно любил или все еще любит.
У Эмили защемило сердце. Неужели газеты не лгали насчет Тони и той белобрысой фотомодели? Последние несколько месяцев то и дело возникали какие-то смутные слухи о возможной женитьбе, но потом они сами собой прекратились. Что произошло? Тони ни разу не упомянул об этом, однако сейчас, пристально изучая его лицо, Эмили вдруг поняла, что чувства, которые он вложил в эту песню, все еще живы. Он не забыл ту женщину. И по-прежнему любит ее. Эмили и не подозревала, что может так ревновать. Она тут же себя осадила: ревность? Что за бред! Но в ту же секунду едва не расплакалась от обиды и боли.
Тони закончил играть. Эмили тяжело вздохнула и выдавила:
— Чудесно! Мне понравилось.
Тони резко обернулся, и Эмили с удивлением увидела, что он слегка покраснел — почти незаметно под загаром. Не выдержав испытующего женского взгляда, он отвел глаза, потом поднялся и небрежно засунул руки в карманы джинсов.
Я думал, ты еще отдыхаешь.
Эмили вошла и тоже спрятала руки в карманы, чтобы не было заметно, как они дрожат.
Да я не слишком сильно устала.
Она вдруг поняла, что уже дважды за сегодняшний день застала Тони врасплох, только на этот раз ей почему-то совсем не хотелось смеяться. Наоборот, было больно и странно знать, что его броня, как оказалось, не такая уж и прочная, что его тоже можно задеть.
А мне не сказали на студии, что эту песню написал ты, — брякнула она первое, что пришло в голову.
В глазах Тони промелькнула какая-то странная искорка. Промелькнула и тут же исчезла. Он повернулся к бару, расположенному в дальнем углу.
Чего-нибудь выпьешь, малыш?
Я так рано не пью. — Она внимательно наблюдала за тем, как он наливает себе полный стакан виски. — И ты раньше, вроде бы, тоже не пил до обеда.
Времена меняются. — Тони сделал большой глоток, по-прежнему избегая пристального взгляда Эмили.
Не старайся увильнуть. Почему ты не хочешь признаться, что написал эту песню?
А почему ты решила, что это я ее написал?
Она дождалась, пока он все-таки посмотрит ей в глаза.
Эту песню никто не знает, — проговорила она ровным тоном. — Она нигде не исполнялась. Ты играл ее сам, не по нотам. И играл с таким… чувством.
Тони снова уставился в свой бокал и взболтнул виски, словно стараясь скрыть смущение.
А ты и не подозревала во мне таких талантов?
— Нет, — улыбнулась Эмили чуть нервно. — С каждым разом я все больше убеждаюсь, что в тебе есть много такого, о чем я и понятия не имела. — И немного поколебавшись, добавила — Это очень хорошая песня, Тони.
Он пожал плечами.
Не ищи в ней никакого скрытого смысла. Просто песня. Обычная песня.