Разговор, до этой минуты текший живо и непринужденно, сам собой иссяк. Обе девушки замолчали, думая каждая о своем. Женя — о том, что подруге легко рассуждать: в институт она пошла безо всякого интереса, просто потому что так решил ее отец. Он же оплачивал Любе репетиторов, которые подтягивали ее перед сессиями, снабжал заграничными путевками и шикарными шмотками, и, без сомнения, он уже держал на примете подходящего человека на роль Любиного мужа.
Женя же была напрочь лишена такого надежного тыла. Ее отец ушел из семьи, когда ей исполнилось тринадцать. Его уход был как гром среди ясного неба. Он молча собрал вещи, потом так же молча вышел в кухню, где, повалившись головой на стол, рыдала Женя. Осторожно обнял ее за плечи.
— Прости, дочка. — Голос его звучал глухо и простуженно.
Она дернулась, сбрасывая с себя его руку, резко выпрямилась, отвернув к окну мокрое лицо.
— Прости, — повторил отец. Помолчал немного, затем прибавил совсем тихо: — Я не перестану тебя любить. Просто буду жить в другом доме.
— Почему? — шепотом спросила Женя, прижимаясь лбом к холодному стеклу.
— Потому что… я не могу без нее. Без Инги. А она не может без меня. Так уж вышло, и ничего с этим не поделаешь, пичужка.
Она едва заметно кивнула и вытерла слезы, но заставить себя обернуться так и не смогла. Продолжала сидеть спиной к отцу, до боли впившись пальцами в подоконник. Он постоял еще минуты три, потом Женя услышала тихий скрип половиц. Хлопнула дверь.
Она не могла простить его почти два года. Если он звонил, бросала трубку, приходил — запиралась у себя в комнате, врубая на адскую мощность стереоколонки. Мать постепенно смирилась, перестала страдать, а Женя нет. Стоило кому-то из родственников или друзей упомянуть об отце, она превращалась в дикую кошку. Ей казалось, она его ненавидит.
Потом, годам к пятнадцати, ее сердце смягчилось. Пришла первая любовь, а вместе с ней понимание того, что произошло с отцом. Женя уже не бежала от телефона, а по воскресеньям отец забирал ее к себе на весь день. Она познакомилась с его Ингой — та, действительно, была красавица из красавиц, в такую кто угодно влюбится до безумия. Да к тому же моложе отца на целых пятнадцать лет.
Они с Женей даже подружились. Сообща обсуждали шмотки, косметику, модные диски. Инга научила Женю грамотно краситься, готовить настоящий итальянский «капуччино» и ухаживать за волосами, чтобы они всегда выглядели потрясающе. В общем, все шло совсем неплохо.
Как-то осенью отец позвонил, сказал, что достал билеты в Большой, на «Аиду». Это была любимая Женина опера. Ей хотелось хлопать в ладоши от радости, но вместо того, она сдержанно поблагодарила отца и ревниво поинтересовалась:
— Мы вместе с Ингой пойдем?
Тот усмехнулся.
— Нет, вдвоем.
— Только вдвоем? Не может быть! Папа, ты супер! Отец снова усмехнулся, как показалось Жене, с грустью.
Она готовилась загодя. Продумала наряд, купила новую помаду, дорогие колготки. На всякий случай перечитала либретто оперы, хотя знала его наизусть. Вечером накануне спектакля позвонила Инга.
— Жень, отец не сможет пойти с тобой. Придется мне. Не возражаешь? — Она старалась говорить бодро, но голос ее предательски звенел.
Женя почувствовала неладное, во рту у нее пересохло, руки мигом оледенели.
— Что случилось?
— Ничего. Ничего страшного. Ты только не волнуйся. Просто аппендицит. Обыкновенный приступ. С кем не бывает. Вот только, жаль, некстати. — Инга нервически хихикнула.
— Где он? — запинаясь спросила Женя.
— В больнице. Час назад его прооперировали.
— Я поеду к нему.
— Нельзя. Сейчас пока нельзя. Он в реанимации. Что-то неладное с кровью. Врачи говорят, это пустяки. Так бывает. И очень часто. — Инга говорила быстро, почти тараторила, словно хотела убедить саму себя в том, что ничего дурного не происходит, и все в полном порядке. От ее сбивчивой скороговорки отчетливо веяло ужасом.