Улыбаюсь ему, желая увидеть ответную улыбку, и я ее вижу. Он заметно расслабляется.
— Я не считаю ее хорошей матерью, но она дала мне жизнь и я благодарен ей за это. С самого детства меня воспитывал отец. Я стал таким, какой есть, благодарю ему, — после этих слов он замолчал, похоже, не желая продолжать.
— Рэй хороший, достойный мужчина и он воспитал похожего на себя сына.
— А твой отец? — спросил Колин.
— Аналогичная ситуация, — я засмеялась. — Вот уже эти предки. Как там говорят? Любовь зла, да? — спрашиваю.
Он ухмыляется и качает головой.
— Я не согласен с этим выражением.
— Ты когда-нибудь любил, Колин?
— Нет, — отвечает он, не раздумывая. После вглядывается мне в глаза. — А ты?
— Думала, что любила, — говорю и снова отвожу глаза, потому что мне стыдно и боюсь. Я боюсь его реакции. Не хочу, чтобы он знал о моем прошлом, возможно, когда-нибудь мне придется открыться ему. Но не сейчас. А может быть и никогда. Я надеюсь, что никогда. — Я была очень наивна и глупа. Те отношения были моей ошибкой.
— Мы все совершаем ошибки. Не кори себя за прошлое. Ведь жизнь продолжается. И даже черные полосы не вечны. Когда-нибудь все наладится.
Смотрю на Колина и вижу искренность. Это мне нравится в нем больше всего. Он никогда не врет. Я верю ему. Думаю, в моей жизни теперь все будет хорошо.
Колин поднимается и протягивает мне руку.
— Я тут видел магазин. Хочешь мороженого?
Встаю и беру его под руку.
— Конечно, хочу.
* * *
Я стояла у витрины с огромнейшим ассортиментом мороженого, от которого у меня просто разбегались глаза. Колин заказал фисташковое и теперь вместе с продавцом, милой женщиной в униформе, ждал пока я определюсь с выбором.
— Я не могу выбрать, — обреченно вздыхаю и оборачиваюсь к нему. — Это сложно.
— Тогда я предлагаю взять всего понемногу, — говорит он с улыбкой.
— Нет-нет. Это будет через чур… — начинаю я.
— Не думаю, Мэг, — говорит он, после обращается к продавщице. — Нам пожалуйста каждого по шарику.
— Будет сделано, — улыбнувшись, сказала женщина и принялась выполнять заказ.
Уже через несколько минут, я держала в руках большой рожок с пятью шариками мороженного, так как все виды все равно не поместились бы в один конус, а несколько я бы не осилила. Мы с Колином шли рука об руку и ели свои вкусные десерты. Он предложил обойти вокруг озера, и мы уже почти это сделали, но я потянула его на лавку.
Когда мы сели, он, ухмыльнувшись, спросил:
— Устала?
— Нет, просто вспомнила, что говорила моя мама.
— И что же?
— Что идти и есть одновременно — вредно. Так что давай присядем и доедим мороженое, а потом пойдем.
Колин закинул в рот последний кусочек вафельного стаканчика, что остался от его мороженого, а я лизнула свое, которое уже изрядно подтаяло.
— Хорошо, только с одним условием, — сказал он и уставился на мои губы.
— Каким? — спросила я и медленно отстранилась от мороженого, облизывая губы. Колин сглотнул.
— Хочу попробовать, — указал взглядом на вафельный стаканчик в моих руках. Я не колеблясь протянула его ему, но он покачал головой.
— С твоих губ, — вымолвил он хрипло и стал наклоняться ко мне.
Кажется, я перестала дышать, ожидая пока его губы, коснутся моих. Только когда его лицо было в миллиметрах от моего, я поняла что и правда затаила дыхание. Я испустила тихий стон и еле успела сделать вдох, перед тем, как Колин облизал мои губы, проследив своим языком путь, что только что проделал мой. Его язык был горячим и настойчивым, когда он с жадностью целовал меня. Так, как целовал только он, безумно нежно и чувственно, и в тоже время страстно и властно.
Он зарылся руками в мои волосы и притянул меня ближе. И в этот момент меня не волновало ничего, было лишь огромное желание коснутся его. Я обвила его тело своими руками и притянула ближе. Колин прошипел мне в рот и разорвал поцелуй. Полными желания глазами он смотрел на меня и ухмылялся.
— Было очень вкусно, но зачем было меня пачкать? — спросил он.
Я в замешательстве посмотрела на него, а потом до меня дошло. Я посмотрела на свою руку, в которой только недавно было мороженое, она была пуста и испачкана.
— Прости. Я даже не заметила… я забыла о нем.
— Приятно знать, что наш поцелуй заставил тебя забыть обо всем. — Он встал и начал расстегивать свою рубашку. — А ее можно и снять.
С каждой расстегнутой пуговицей предо мною открывалось все больше его красивого, накачанного тела. Шесть кубиков на прессе так и манили прикоснутся к ним, как и татуировка на руке. Я хотела исследовать его тело. Покрыть поцелуями каждый его сантиметр, каждую веснушку, что была на его коже. Он мой идеал мужественности и сексуальности.