Никогда не садилась на переднее сиденье, если ехала в такси. Во-первых, мне казалось, что на заднем удобней, а во-вторых, в какой-то передаче о криминале услышала и запомнила совет: если водитель незнаком, лучше сесть на заднее сиденье. Правда, только в том случае, если кроме водителя и вас, в машине никого больше нет.
Но здесь меня как черти дернули – и закурить вдруг, и согласиться пересесть на переднее сиденье. Наверное, потому, что в душе каждый надеется, что все плохое произойдет с кем-то другим, а не с ним.
Вот и я даже предположить не могла, к кому подсаживаюсь поближе. И только когда водитель повернулся, меня парализовал страх. Лицо в ямах, как после оспы, седые волосы всклокочены, в глазах застыли злость, ненависть и смех одновременно. Никогда не видела таких прозрачных и таких диких глаз.
- Дверь не закрыта, - упрекнул водитель, и…
Я чуть не закричала, когда его рука прошла в миллиметре от моего лица. Но когда он просто закрыл плотно дверь, облегченно выдохнула и мысленно упрекнула себя за ребячество. Глупость какая: думала, что он даст мне пощечину. Правильно говорят, что у страха глаза велики. Он – обычный человек, которому не повезло родиться красавцем, он просто устал.
Глава 12
Даже когда ловил себя на том, что часто смотрю на пассажирку и любуюсь легкой улыбкой, с которой она смотрит на мелькающие за окнами пятна мегаполиса. Даже когда с жадностью слушал ее смех, когда я остановил машину у парка и потянул Алису на поиски сладкой ваты. А сам, прекрасно зная, где она продается, кружил по аллеям.
- Кажется, это там, - она все же заметила точку, возле которой изредка останавливались дети.
Даже когда я взял ее за руку, разворачивая в другую сторону и предложил:
- Давай притворимся, что мы здесь не по заданию, а просто гуляем.
И даже тогда, когда она согласилась, и молча пошла со мной рядом. Не вырывая своей руки из моей.
Мне нравился парк в этот день. Нравилось бродить у пруда, по которому плыли жирные серые утки. И нравилось понемногу вытягивать из своей собеседницы то, чем она ни с кем не делилась - как ей в голову приходят истории.
- Боишься, что, пока отсыпаешься, какой-то голос нашепчет мне взять нож и так же, как ты, бесцеремонно войти на чужую территорию? – смеется она, потом спохватывается. – Прости. Мы же решили попытаться начать все заново.
Я не поправил ее, хотя и заметил ошибку.
Я не предлагал начинать все заново.
Всего лишь предложил притвориться.
И я не выпустил ее ладонь, когда она захотела спуститься к пруду, хотя и видел, что там грязно, сыро после недавнего дождя, и вся эта грязь потом будет в машине. Плевать. Спустился с ней вместе, смотрел на выводок пернатых, которым до нас не было дела. И до нас, и до того, о чем говорила Алиса.
Слушал ее и хренел. Торчать за компом по пять-восемь часов, чтобы написать то, что можно прочесть за пару минут. И то, над чем кто-то, как я, может тупо поржать.
- Ты кому-нибудь показываешь то, что пишешь? – спрашиваю, с удивлением чувствуя, что начинаю закипать при одной только мысли о хейтерах, которые могут уже ее доставать.
- Мама и сестра знают, что я что-то пишу, - пожимает плечами. – Подруги нет, они вообще не читают. Их трудно заставить прочесть даже то, что задают в школе, так что… Ты – мой первый читатель.
Пока я обдумываю, как деликатней соврать, что у нее все не так плохо, она добавляет:
- Единственный и, скорее всего, последний.
И все мои благие намерения, все мысли про ложь во спасение рушатся от этих слов и ее быстрого серьезного взгляда.
Понимаю, что она говорит об историях, а мозг воспринимает ее слова, как признание.
Мне.
Единственный и последний…
Смотрю на ее губы, так пристально смотрю, что глаза начинает резать, как будто в них бросили горсти песка.
А потом поднимаю руку и провожу пальцем по ее нижней губе, которая податливо приоткрывается, и…
Блядь!
Опускаю ладонь, соврав, что мне что-то там показалось. И, жестко сжав ее руку, разворачиваюсь и тяну в сторону сладкой ваты.
Она смеется, не понимая, куда мы спешим.
А я сжимаю ее ладонь еще чуть сильнее, заставляя ее практически бежать за собой, как это делают родители с маленькими детьми. Так проще. Дурь выходит из головы. И да, так легче вспомнить, что она действительно еще маленькая.
Слишком маленькая для того, что пронеслось в моих мыслях, когда ее губы расслабились под натиском моих пальцев.
- Какая встреча… - ехидно протянул он.
И вот это его ехидство и холодный взгляд сработали, как ледокаин, – я успокоилась, перестала дрожать и во время секундной паузы подсказала: