Я вставала в час ночи и шла за водой для слуг и работников. Необходимо было вставать рано, потому что в это время было меньше народа, но все равно приходилось стоять в очереди. Воду из колодца надо было брать очень медленно, чтобы не поднять осадок со дна. Если кто-нибудь мутил ил, другие женщины устраивали скандал и затевали потасовку. Иногда приходилось ходить за водой до десяти раз на дню, хотя обычно было достаточно пяти-шести раз. Зимой мерзли руки, и мне приходилось натирать их овечьим жиром.
Родители мужа вставали около семи утра. Я должна была приготовить им чай, и свекровь бранила меня, если я была недостаточно расторопна. Мне надо было подмести пол в доме, растопить печь и сварить чай с солью для слуг. Слуги требовали соленого чая, считая, что он предотвращает болезни желудка. В половине девятого мы завтракали, и работники уходили в поле. Потом я кормила и доила скотину. Один раз в пять или шесть дней я чистила граблями канг и заправляла их навозом и соломой.
Я на спине доставляла в поле обед работникам. В полдень, накормив их, я присоединялась к их работе. Во время работы мы просили тех, кто умел хорошо петь, спеть для нас. Мы обожали пение. Работники пели, медленно шагая домой после заката часов в пять или шесть вечера.
Но я после работы всегда чуть ли не бегом бежала домой, боясь, что свекровь отругает меня. Приходилось спешить, чтобы приготовить ужин для семьи и слуг. Свекровь не утруждала себя даже растопкой печи. Если я не успевала приготовить ужин, она меня била. После ее смерти я довольно редко работала в поле, так как необходимо было присматривать за домом и детьми.
Первые несколько лет после того, как я вышла замуж, мне приходилось довольствоваться тремя-четырьмя часами сна. Когда же мы отправлялись на мельницу молоть зерно, что занимало восемь-десять дней, мы вообще обходились без сна. Мы мололи с часа ночи до самого восхода солнца, а потом начиналась наша обычная дневная работа.
Я очень уставала. Иногда, когда я ходила собирать навоз для канга, я садилась на обочине дороги, чтобы перехватить несколько мгновений сна. Изредка от жестокого переутомления я позволяла себе пролить несколько слезинок, но гордость никогда не позволяла мне плакать на людях. В те тяжелые годы я никогда и никому, даже мужу, не говорила о своих страданиях.
12. Смерть и траур
Вскоре после того, как я вышла замуж, в возрасте шестидесяти трех лет умер мой свекор. Мне кажется, у него был рак, но в то время мы даже не слышали о такой болезни. Он месяц не мог принимать пищу, его рвало даже от меда. Он страшно отощал и ослаб. Мы поняли, что смерть близка, и даже загодя наняли носильщиков трупов.
В ночь своей смерти свекор сказал мне, что, хотя я много настрадалась из-за характера своей свекрови, мои муки сослужат мне хорошую службу в последующие годы жизни. Он просил меня не принимать это близко к сердцу и оставаться хорошей женой. Я все время плакала. Он старался утешить меня, как мог, просил не переживать за него. Потом попросил чашку чаю с медом. Когда я приподняла его голову, чтобы он мог сделать глоток, его дыхание остановилось.
Все собрались у его постели и рыдали. Считалось неприличным плакать слишком много и проявлять излишнюю эмоциональность. Поэтому мы молились, стараясь сдержать себя. Все соседи пришли отдать дань уважения, выразить соболезнование и предложить помощь семье. После смерти посетители вручили семье двенадцать хлебов – двенадцать было числом смерти. Все женщины в доме прекратили работу до окончания траура, длившегося в то время три недели. Всю работу исполняли слуги и наемные работники.
В течение трех недель траура все члены семьи собрались в доме и только молились. Пришедшие монахи три дня читали молитвы, необходимые, чтобы обеспечить душе усопшего благополучное перерождение и не допустить, чтобы его дух задержался среди живых.
Астролог определил, сколько времени следует держать тело в доме, – этот период мог длиться до трех дней. Тело свекра держали два дня. Мы день и ночь сидели у смертного одра, читая по четкам молитвы и совершая столько простираний, сколько могли осилить. Мы верим, что в момент смерти человек становится подобен богам, и обращаемся с ним соответственно.
Астрологи определяли также оптимальный способ избавления от трупа: сжечь, захоронить в земле, утопить в воде или отдать на съедение стервятникам. Последний способ считался предпочтительным, поскольку был наиболее гигиеничен. В Цонке же большей частью прибегали к захоронению. Тело располагали в позе лотоса со скрещенными ногами, а руки складывали, как для молитвы. С тела снимали мерку и изготавливали для него деревянный ящик. Лицо оборачивали ритуальным шарфом, а тело белой тканью, часто шелковой. Моего свекра завернули в белую шелковую тибетскую одежду. Вместе с телом в гроб положили только сладко пахнущие цветы и сосновый лапник.