— Но чего я не потерплю, — сказал он, — это чтобы мой собственный сын говорил, что я попаду в ад!
Еще мальчик сказал — и это окончательно доконало Парвеза, — что он бросил бухучет. Когда Парвез спросил почему, Али саркастически ответил, что причина очевидна: «Западное образование насаждает антирелигиозные настроения». Кроме того, сказал Али, в мире бухгалтеров выпивка, секс и ростовщичество считаются обычным делом.
— Но ведь за эту работу хорошо платят, — парировал Парвез. — А ты столько учился!
Али сказал, что начнет работать в тюрьмах, с мусульманами, пострадавшими за то, что отстаивали чистоту в мире разврата. В конце концов поздним вечером, уже ложась спать, Али спросил отца, почему тот не носит бороды или хотя бы усов.
— Такое чувство, что я потерял сына, — сказал Парвез Беттине. — Не могу я вынести, когда на меня смотрят как на преступника. И я решил кое-что сделать.
— Что же?
— Я ему скажу, чтоб брал свой коврик для молитв и уматывал из моего дома. Ничего труднее я в жизни не делал, но сегодня вечером поступлю именно так.
— Можешь, конечно, махнуть на него рукой, — сказала Беттина. — Но лучше не надо. Многие молодые люди тянутся к сектантству и суевериям. Со временем это пройдет.
Она добавила, что нужно быть терпимей к мальчику, поддерживать его, пока он ко всему этому охладеет.
Парвез решил, что она права, хотя вовсе не хотел давать сыну больше любви, ведь еще не ощутил никакой благодарности за все, что для него сделал.
Тем не менее он решил терпеть и взгляды сына, и его упреки.
Он пробовал поговорить о вере, но, если решался хоть что-нибудь критиковать, Али отвечал очень резко. Однажды он обвинил Парвеза, что, мол, тот «пресмыкается» перед белыми. Сам он, напротив, не считал себя «человеком второго сорта», ведь мир — это не только Запад, пусть Запад и возомнил о себе не весть что.
— Откуда ты знаешь? — спросил Парвез. — Ты же никогда не был за границей.
Ответом был презрительный взгляд.
Однажды вечером, предварительно убедившись, что от него не пахнет алкоголем, Парвез подсел к Али за кухонный стол. Он надеялся, что сын похвалит его за бороду (он начал ее отпускать), но мальчик эту бороду, кажется, и не заметил.
Днем ранее Парвез объяснял Беттине, что, мол, на Западе люди ощущают внутреннюю пустоту, и потому им нужна жизненная философия.
— Да, — сказала Беттина. — В том-то и дело. Нужно объяснить ему твою жизненную философию. Тогда он поймет, что вера бывает разной.
После изнурительных раздумий Парвез решился. Мальчик смотрел так, словно от отца уже ждать нечего. Парвез принялся сбивчиво объяснять, что люди должны относиться друг к другу с уважением, особенно — дети к родителям. На секунду показалось, что этот довод подействовал. Парвез, приободрившись, продолжил. По его мнению, никакой другой жизни, кроме этой, не существует, после смерти — разлагаешься в земле. «На мне вырастут трава и цветы, но часть меня останется жить…»
— Каким же образом?
— В других людях. Мое продолжение — это ты. — Мальчика это, по всей видимости, ошеломило, и, чтобы смягчить эффект, Парвез добавил: — И твои внуки. Но пока я здесь, на этом свете, я хочу прожить жизнь как можно лучше. И чтоб ты прожил жизнь как можно лучше.
— Что значит «как можно лучше»? — спросил мальчик.
— Ну, — ответил Парвез, — для начала… стоит научиться получать от жизни удовольствие. Да. Получать удовольствие без вреда для окружающих.
Али заявил, что удовольствие — это «бездонная бочка».
— Я не о таких удовольствиях говорю, — сказал Парвез. — А о радости жизни.
— Наших людей притесняют по всему миру, — сказал мальчик.
— Знаю, — согласился Парвез, не вполне понимая, что это за «наши люди». — Но согласись, что все-таки жизнь — она для живых.
Али сказал:
— Истинное учение существует сотни лет. Мои взгляды разделяют миллионы людей по всему миру. Ты хочешь сказать, что ты прав, а они все — нет?
Али смотрел на отца с такой агрессивной убежденностью, что Парвез ничего не смог возразить.
Как-то вечером, после визита к клиенту, Беттина села к Парвезу в машину. Проезжая, они заметили на улице мальчика-подростка.
— Это мой сын, — вдруг сказал Парвез. Они были на другой стороне города, в бедном районе, где находились две мечети.
Парвез придал лицу жесткое выражение. Беттина повернулась к нему:
— Притормози, притормози! — попросила она. — А он симпатичный. На тебя похож. Только лицо более решительное… Ну останови же, пожалуйста!
— Зачем?
— Хочу с ним поговорить.
Парвез развернулся и остановился рядом с мальчиком.