Я имею в виду мои детские и отроческие воспоминания. Эти воспоминания останутся неизменными. Там и отец, там и мама, которую я искренне люблю и буду любить всегда, и которая любит меня. Она моя мама, я её сын - и этим все сказано.
И всё же. Я попытаюсь объяснить. Для мамы и для папы время моего детства - это время их молодости, время ярких воспоминаний. Их активная работа, вечерние встречи, общение с друзьями по выходным дням и часы, которые они проводили со мной. Они это помнят хорошо, а я помню это чуточку иначе. Чуточку не так, как мама.
А что касается того, что я обижен... Это совсем другое. Этот разговор о разных кружках, о Дворце пионеров, о моей занятости, моей какой-то увлеченности, активной жизни среди своих сверстников... Мне кажется, что все эти проблемы были решаемы, но не были решены. Например, папа меня водил с собой на плавание - это правда. И я сам научился плавать. Плаваю неплохо, но не профессионально.
Все эти рассказы об упреках и обидах были бы, конечно, не нужны, если бы не один момент. В отношениях с людьми, особенно, в отношениях с мамой и папой, я очень аккуратный и осторожный человек. Я не хочу никого обидеть. Никого! А момент был такой. Когда я сказал про эти самые кружки, про Дворец пионеров, мол, то не получилось у вас, это не получилось, мама мне ответила:
- А что ты хотел? Что мы могли сделать? Я же всегда работала, а папа был часто в командировках. Тем более, что на мне было ещё и классное руководство.
Как же потом мама это сформулировала? Сейчас точно не вспомню, но прозвучало так, что она же должна была после уроков с ребятами то в музей сходить, то куда-то ещё. Я же в это время сидел дома. Один. Проблема не в том, что она так сказала, а в том, что так оно и было. Была такая система приоритетов. И сказать, что это совсем не обижает? Обижает.
Этот разговор произошёл относительно недавно. Она до этого несколько раз повторила, сколько она для меня сделала. Мама любит свои заслуги. Особенно передо мной. Я единственный, как бы неповторимый у неё. Наверное, так и есть.
Она ведь никогда мне не скажет, что чувствует вину. Кому-то другому скажет, но никогда не сделает этого в разговоре со мной. Не признает, что была неправа. Мама всегда будет себя защищать. Она вообще такая по характеру. Она хочет быть правой всегда.
Всё сказанное, и про упрёки, и про обиды, ничего ровным счётом не меняет. Я берёг родителей и буду беречь всегда. И не потому, что это сыновний долг, а потому что ничто в этом мире не отменяет моей любви к маме и отцу.
Что еще сказать про Лёнины школьные годы? Я уже упоминала, что мы с Борей называли Лёню «футболистом», потому что он очень активно толкался в период моей беременности. Так вот, наш «футболист» до девятого класса был маленького роста - стоял в классе вторым с конца. А после летних каникул так вымахал, что оказался уже в начале, был вторым по росту - 185 сантиметров.
Не помню, чтобы в школе была девочка, которая ему бы нравилась. Впрочем, была одна девочка, которая жила в соседнем доме. С её родителями я знакома не была. Очень была милая, темноволосая, с красивыми глазами. Еврейка. Кажется, у неё на щеках даже был румянец. Мне очень хотелось, чтобы он с ней дружил. Ведь у него никогда не было дружбы с девочками, хотя он учился уже в старших классах. Звали эту девочку Рита. Да, точно Рита. И она была влюблена в Лёню.
Леонид Невзлин
Нет, нет, мама ошибается. Это не она была в меня влюблена, а я был в неё влюблён. Безумно! И было это именно в старших классах. Она была хорошая девочка, очень скромная. И ко мне очень хорошо относилась. Но всё дело в том, что я не был инициативен. Я стеснялся. С годами эта стеснительность прошла, каким-то чудесным образом исчезла. Потом уже, позднее, я, например, на спор, на родном Ленинском проспекте мог легко познакомиться со ста девушками и взять у них сто номеров телефонов. Только, пожалуйста, не надо спрашивать, зачем и почему. Не надо! Во-первых, потому что это моя любимая тема и, во-вторых, это совсем другая история.
Когда Лёня учился уже в 7-м или 8-м классе, я стала думать об его высшем образовании. И так как школа, в которой он тогда учился, мне не очень нравилась, я решила перевести его в другую. Класс, правда, был у него очень хороший - хорошие ребята, умные, воспитанные, из интеллигентных семей, но вот учителя были не на высоте. Рядом с нашим домом располагалась еще одна школа с хорошим педагогическим составом. Директором там работала Нина Марковна, подруга моей хорошей знакомой. Одним словом, я подключила все связи, и Нина Марковна согласилась взять Лёню в свою школу. Было это, когда Лёня уже учился в девятом классе. Это была хорошая школа, а вот дети оказались хуже, чем те, с которыми он учился раньше.
Кроме того, надо было думать, куда поступать. И мы стали размышлять. Лёня очень хотел на биофак или на медицинский, но мы с отцом постарались ему внушить, что ни в МГУ, ни в медицинский он не поступит. Конечно же, мы имели в виду пятый пункт, графу «национальность». И почему бы не пойти по стопам отца и не поступать в Губкинский? Это такой же интересный ВУЗ, как и все остальные.
Леонид Невзлин
Все эти вопросы - размышления о профессиональной ориентации, возможности поступления в ВУЗ, направления собственных интересов и многое другое - возникли у меня в старших классах. Надо было ясно и четко определиться с институтом, с репетиторами и некоторыми другими аспектами. Опять-таки, с учетом еврейской проблемы и выбранного направления. Я думаю, что мама это подтвердит: направление всех своих интересов я всё-таки выбирал сам. Не с подачи родителей - это сто процентов. Несомненно, что мама повлияла на мою внутреннюю организованность, дисциплину, умение сосредоточиться на одном конкретном деле и обязательном его завершении.
Я работала в то время в спецшколе с углублённым изучением английского языка. Почти все родители учеников были достаточно известными людьми, и они мне рассказали, что есть готовые списки. Эти списки кладутся экзаменаторам на стол, в них напротив определенных фамилий стоит знак плюс, значит, человека надо взять, или минус, значит, человек не поступит. Прорваться через этот фильтр было нельзя. Тем более, что мы - и я, и Боря - прекрасно знали, что национальность имеет значение. Большое значение. Лёня, конечно, мог попробовать свои силы на экзаменах в МГУ или медицинский. По времени экзамены там начинались раньше и, не поступив, можно было спокойно успеть в другой институт. С другой стороны, было понятно, что такой опыт будет травмой. Я Лёне откровенно об этом сказала. Ему такой опыт был совсем не нужен. Лёня всегда был мальчиком чувствительным, эмоциональным. Мы беспокоились за него. Папа стал объяснять, что в Институте имени Губкина открылись две новые кафедры - автоматизированных систем управления и прикладной математики. Уже спустя много лет Лёня всё же меня упрекнул, мол, я же мог поехать в провинцию и там поступить в медицинский. Я признаюсь - у нас этого и в мыслях не было, я узнавала, и мне сказали, что в провинции было то же самое.
Леонид Невзлин
Мама абсолютно напрасно переживает по этому поводу. Упрек, конечно, прозвучал с моей стороны, потому что я действительно мог попытать свои силы в провинции, но главное всё же не в этом. К моменту моего поступления в институт у меня было достаточно много информации. Я считаю, что мама и папа в определенном смысле меня недооценили.
К тому времени я побывал в различных приемных комиссиях, говорил с людьми, общался и со студентами, и с теми ребятами, которые только готовились поступать. Тогда же я познакомился с одним интеллигентным профессором, членом приемной комиссии МГУ на физфаке. Мы долго беседовали, говорили о вступительных экзаменах, о конкурсе. Он был очень искренним и доброжелательным человеком. И он откровенно спросил: