Мэт обернулся, еще раз бросил взгляд на пустынную улицу. Неужели он дома?
Всего лишь несколько минут назад он пребывал в королевском замке, где его супруга восседала на изящном троне, где по углам стояли настоящие рыцари в стальных доспехах, - и вот он здесь, на тихой улочке, на окраине маленького городка в Нью-Джерси! Просто невероятно!
Но как только восторг поутих, Мэт вдруг почувствовал приступ клаустрофобии. Домики стояли так тесно, так близко друг к другу, дворики перед ними были такие крошечные! Но ведь он вырос здесь! Неужели это место с игрушечными домишками и покосившимися оградками казалось ему лучшим на земле? В это верилось с трудом - по сравнению с замком жены, да что там с замком, даже с университетским кампусом, все казалось каким-то жалким, обветшалым.
Да, раньше тут многое выглядело получше. Садик семейства Дэйли почти совсем вытоптали, несмотря на то что они окружили его изгородью из цепей.
"Гадкие ребятишки! - возмущалась, бывало, миссис Дэйли. - Пока ждут автобуса, только и делают, что топчут мои цветочки! Начинают драться и валяться прямо на мои чудесные кусты! Играют в догонялки и топают прямо по моим дивным петуниям!"
Миссис Дэйли жаловалась, но снова и снова высаживала цветы. "Полисмен сказал, чтобы я не жаловалась, раз у меня нет забора, - сказала она как-то Мэту, - ну я и поставила изгородь с цепями. Так теперь парни перелезают через изгородь, чтобы сорвать цветов для своих милашек. А полисмен говорит, что у него есть дела и поважнее, чем следить, как кто-то сорвет пару цветочков".
Вот так, год за годом, в округе становилось все меньше и меньше цветов.
Когда впервые кто-то из лихачей налетел на садовую ограду мистера Гуссенховена, тот залатал забор кое-как. Когда забор пострадал вторично, мистер Гуссенховен починил его снова, но на этот раз установил на месте поломки листовое железо.
Наверное, из-за этого лихачи просто с ума посходили, поскольку теперь, делая около ограды крутые виражи, они здорово били свои автомобили. Поэтому небось они темной ночью явились к ограде с кувалдами и поломали еще десять футов стены. Мистер Гуссенховен снова починил забор, но на это, видно, у него ушли последние силы. И вот теперь угол забора снова обвалился, и чинить его, похоже, никто не собирался.
Мэт смотрел на улицу и повсюду обнаруживал признаки старения и упадка. Кто-то из любителей садоводства уже умер, кто-то перебрался в дом престарелых.
Интересно, что за люди поселились здесь вместо уехавших стариков? Что только делают в этой глуши его родители - его образованные мать и отец?
Мэт знал ответ на этот вопрос. Верно, его отец имел ученую степень по литературе, но предпочел преподавать в колледже. Мать получила степень магистра гуманитарных наук и к тому времени, как Мэт пошел в школу, начала работу над докторской диссертацией, но, когда она попыталась устроиться на работу, в колледжах как раз прошла волна увольнений и новых сотрудников решили не набирать. Отец продолжал работать в прежней должности и совершенно не продвигался по службе, а это означало, что денег не могло хватить на то, чтобы мать закончила работу над докторской. На миг Мэта охватило врожденное чувство ненависти к Кастро - это из-за него мать была вынуждена покинуть родину, расстаться с привычным образом жизни в отцовском поместье. Пропали и деньги, отложенные на ее обучение, и она должна была работать еще два года.
Мэт сдержал гнев, напомнив себе: если бы мать не эмигрировала с Кубы, она бы никогда не познакомилась с отцом, и Мэт, следовательно, никогда бы не появился на свет - то есть, может быть, появился бы, но только был бы совсем другим человеком. У него были бы другие родители, другое тело, наверное другой характер, но душа... Интересно, какая была бы у него душа?
Мэт пожал плечами и решил не думать об этом. Сейчас он в США, а не в Меровенсе! Здесь подобные вопросы не имели смысла - или имели?
- Ой, гляньте, да это же наш студентишка! Мэт поднял глаза от тротуара. Не следовало так глубоко задумываться! Лайэм, Чой и Луко появились откуда ни возьмись и загородили ему дорогу.
- Уроки прогуливаем, цыпленочек?
Мэт дернулся, как от пощечины. Детские страхи вернулись, выпрямили головы и оскалились. Эта троица еще со школьных времен пользовалась любым удобным случаем, чтобы поиздеваться над ним. Их не смущало то, что Мэт на два года старше их. Помимо всего прочего, к троице постоянно примыкали еще с полдюжины дружков. От страха у Мэта засосало под ложечкой, в груди что-то оборвалось, слабость сковала руки...
...И пропала. Исчезла так же быстро, как подступила. Сменилась железной уверенностью. Мэт стоял, не произнося ни слова, и сам себе поражался.
Луко расхохотался:
- Ты че, язык проглотил, а? Думаешь, я - твой учитель и заловил тебя, сачка несчастного?
Он просто-таки сиял, гордясь своим остроумием. Чой и Лайэм нагло ржали.
Мэт разозлился не на шутку. Однако сумел взять себя в руки.
- Учитель? Видно, тебе-то уж точно сачковать не впервой, Луко!
Ухмылка Луко стала зловещей.
- Мы-то всю дорогу сачкуем. Токмо мы поумнее тебя.
- Потому у вас такая классная работенка, да?
Лайэм резко ударил, целясь Мэту под ребра. Мэт закрылся рукой - просто сработал рефлекс. На миг глазищи у Лайэма выпучились. Потом он прищурился и процедил сквозь зубы:
- Видать, в колледже тебя кое-чему выучили наконец, а? А ну давай поглядим, как там вас учат драться!
Он снова замахнулся, но на этот раз Мэт отпрыгнул назад, понимая, что справа ему грозят кулаки Луко. Мэт, подпрыгивая на месте, произнес:
Приставать ко мне негоже!
Эй, спускайте быстро пар!
Запускаю в ваши рожи
Свой невидимый удар!
Луко споткнулся и дрогнул, но не более того. Ясное дело, тут тебе не Меровенс, а США - страна, где поэзия была способна творить чудеса только в людских сердцах. Мэта снова сковал страх.
- Жуть, как здорово, - прорычал Чой и вознамерился съездить Мэту ногой в живот.
Мэт успел ухватить ногу Чоя. Успел - и сам жутко удивился. Раньше ему такое никогда не удавалось.