Они с матерью вошли в дом. Мэт оглядел маленькую гостиную, которая в детстве казалась ему такой большой. Здесь было по-прежнему аккуратно прибрано и уютно — скромно, но со вкусом. Обои чудесно сочетались с мебелью, и от высоких — от пола до потолка — стеллажей веяло необъяснимым теплом.
— У нас хорошие соседи, мама, — улыбнулся Мэт.
— О, конечно, неплохие. При таких соседях было легко растить мальчика.
Ну, это смотря какое соседство иметь в виду. Пожилые пары, жившие рядом с Мэнтрелами, действительно были людьми приятными, а дети соседей помоложе не особо досаждали Мэту. Все, правда, переменилось в старших классах.
— А Арчеры как поживают?
— Они переехали. Точно не знаю куда — кажется, в Поконос. Садись, сынок, я сейчас тебе кофе сварю.
И мать поспешила в кухню — видимо, ей не хотелось упоминать об Арчерах.
Семейка была еще та. Мамаша — чванливая дамочка, разведенная, с выводком распущенных отпрысков. Вскоре после того как она поселилась здесь, она пригласила к себе подружку, тоже разведенную и притом с тремя детьми. Они жили ввосьмером в доме, рассчитанном максимум на пятерых. Мамаши вдвоем отправлялись куда-нибудь ужинать, а детей оставляли дома, и те куролесили вовсю, а иногда мамочки усаживались возле дома на скамейке и лакали пиво, детишки же и при них куролесили напропалую. А когда им это прискучивало, они принимались доводить Мэта. Причем мальчишки преуспевали в этом ничуть не меньше девчонок. Папа в то время ездил в колледж на автобусе, чтобы мама имела возможность на машине отвозить Мэта в школу и забирать после уроков.
После отъезда Арчеров из всегдашних мучителей на долю Мэта оставались только Лайэм, Луко, Чой да кучка подпевал, которые вечно крутились около этой троицы. Эта мелкота не представляла для Мэта и его сверстников особой угрозы.
Уехав из Нью-Джерси поступать в университет, он не предполагал, что они не дадут ему покоя во время приездов домой на каникулы. Мэт надеялся, что родители переедут после того, как он окончит школу, а после того, как папа уволился с работы в колледже, он в этом просто не сомневался, но какой-то правительственный чиновник уговорил папу открыть собственное дело, и отец, потратив все свои сбережения и получив солидную ссуду, приобрел старый овощной магазинчик на углу. Отец был профессором, а профессоров не увольняют. Это называется по-другому — не выдержать конкурса. Честно говоря, отца и не надо было убеждать переменить работу — к сорока восьми годам он успел здорово устать от нагловатых студентов и занудных администраторов колледжа. И потом все шло к тому, что магазин мог обеспечить семейству больший доход, чем работа преподавателя, — так оно и было, по крайней мере первое время.
Поступок отца в некотором роде явился для Мэта примером: он решил, что главное — исследовательская работа. а преподавательская может и подождать.
Мать принесла Мэту чашку кофе. Кофе был крепкий и потрясающе ароматный.
— Ты по-прежнему пьешь черный кофе?
— Кофе! — радостно воскликнул Мэт. Он ведь уже четыре года не пробовал любимого напитка. Он сделал маленький глоток, запрокинул голову и прикрыл глаза от удовольствия.
Мать с удивлением смотрела на сына:
— Ты что, в университете не пьешь кофе?
— Такого, как варишь ты, мама, там нет. — Мэт сделал еще глоток и снова закрыл глаза, наслаждаясь забытым вкусом. Открыв глаза, он сказал:
— Знаешь, честно говоря, я решил бросить пить кофе — это вредно все-таки.
Чего там — «решил». Просто бросил — другого выхода не было.
Мать понимающе кивнула:
— Ясно. Ты два месяца не пробовал моего кофе, соскучился. Но пусть эта чашечка будет единственной на сегодня, ладно?
Два месяца? Мэт был потрясен. Значит, здесь действительно прошло всего несколько дней — ведь он и правда был перенесен в Меровенс в разгар семестра. А в Меровенсе-то прошло целых пять лет! Стало быть, Савл совершенно прав, утверждая, что время в двух мирах течет по-разному — ну, во всяком случае, в точках их соприкосновения.
Открылась дверь, и в гостиную вошел отец Мэта, вид у него был усталый.
Отец просиял, двумя шагами пересек комнату и обнял сына.
— Мэт! Вот это сюрприз! — Он отстранил сына и, улыбаясь, оглядел его. Выглядишь замечательно!
— Ты тоже, папа, — сказал Мэт, не скрывая восхищения. В свои пятьдесят отец оставался стройным и подвижным, как тридцатилетний мужчина. Правда, виски его уже тронула седина, но усы оставались жгуче-черными. Да, отец был красив.
Нечего удивляться тому, что рядом с ним Мэт всегда казался себе каким-то невзрачным. Еще счастье, что Алисанда придерживалась по этому поводу другого мнения.
— Ну и чем же мы обязаны такой радости? — поинтересовался отец и нахмурился. — Надеюсь, у тебя нет никаких неприятностей?
— Нет, папа, наоборот, мне жутко повезло. Но мне предстоит принять важное решение, вот я и хотел рассказать вам обо всем с глазу на глаз.
— Разговоры потом, — решительно заявила мать. — Сначала обедать.
Мужчины покорились и по достоинству оценили обед. А на обед была жареная курица с рисом — такая же вкусная, как всегда, и даже вкуснее — ведь Мэт так соскучился по маминой стряпне. За обедом болтали о всякой ерунде, перемывали кости соседям и правительству, плавно перешли на промахи, допущенные в свое время династией Меровингов, а потом заговорили о том, что было бы, если бы мавры не захватили Испанию. Словом, шла легкая и приятная беседа — обычная для дома, где обитали ученые.
Когда обед закончился, отец уселся в кресло с чашечкой кофе и сказал:
— Ну, сынок, рассказывай.
И тут Мэт вдруг подумал о том, что не так уж мудро было взять и явиться домой, а ведь предстояло еще рассказать родителям такое, что им вряд ли придется по вкусу. У него засосало под ложечкой, и он ощутил себя маленьким мальчиком...
И понял, как все это глупо. Он давно уже не мальчик, а муж, и притом счастливый муж! Вот только он не станет посвящать отца и мать в подробности...
А потому он решил рассказать о случившемся так, чтобы это было понятно родителям — людям из этого мира.
— Вы помните, что у меня застопорилось с докторской?
— Ну да, ты завозился с пергаментом, который никак не мог перевести. Отец покачал головой. В нем проснулся профессор. — На нескольких строчках не выстроишь словаря, сынок. Знаю, тебе не стоит повторять, но одного стихотворения для диссертации недостаточно.
— Ну... в общем, мне удалось его перевести, — сказал Мэт, постаравшись, чтобы это прозвучало легко и непринужденно.
Мать изумленно воскликнула, а брови отца поползли вверх.
— Вот как? Значит, теперь ты снова взялся за диссертацию?
— Не совсем. Оказалось, что мне подбросили этот пергамент.
— Подбросили? — Отец нахмурился.
— Кто-то подбросил его тебе специально? — возмутилась мать. — Это для того, чтобы ты без толку корпел над этим клочком бумаги несколько месяцев? Как это жестоко!
— Вовсе не без толку, — возразил Мэт. — Это было что-то вроде... теста.
— Теста? — Отец продолжал хмуриться. — Ты хочешь сказать, что тебе дали какое-то направление?
— Вроде того, — кивнул Мэт, постаравшись придать ответу как можно больше двусмысленности. — В итоге это привело меня... ну, скажем так... в одну правительственную организацию.
— Правительственную? — тревожно переспросила мать. — Значит, все-таки у тебя неприятности, Матео?
Когда Кастро пришел к власти, мать Мэта была маленькой девочкой.
Неудивительно, что слово «правительство» у нее до сих пор ассоциировалось с неприятностями.
— Да нет, мама, — улыбнулся Мэт, — дело в том, что... меня берут на работу в правительство.
Да, пожалуй, это самое удачное объяснение. Ведь против истины он не погрешил.
— Что это за работа в правительстве? — не отставал отец.