Гнездо, которое Блюбелл выкопала для себя в саду, было существенно расширено, и барсучье семейство жило то в рукотворном гнезде, то в настоящем. Тропки, ведущие к этому последнему от ближайшего амбара, оказались усыпанными соломой — это барсуки таскали ее себе для постели, заодно утверждаясь в правах хозяев территории. Теперь я снова могла гулять в окрестностях фермы в сопровождении моей милой Блюбелл и Кэткин. Как я была счастлива!
Тем временем поступил еще один сигнал, позвавший нас с Дереком в путь: звонили с соседней фермы, где нашли покалеченного барсука. Его пока поместили в сарае, за небольшой дощатой загородкой. Отловить барсука в его временном убежище оказалось несложно: из-за ран животное совсем обессилело. Мы привезли его к себе на ферму, поместили в «больничную палату», и Дерек бросился звонить ветеринару: пусть решает, что с ним делать. Глядя в окошко, я увидела у него на ноге страшную рану, полученную в борьбе за территориальные владения. Рана так и кишела личинками. Измотанный и истерзанный барсук двинулся под свет лампы и повернул ко мне морду. В первый раз в жизни я как следует вгляделась в его лицо (если так можно сказать о звере!). Шрам на носу и розовые крапинки говорили о том, что передо мной не кто иной, как Достопочтенный Барсук. Эх я, старая копченая селедка! Столько вложила в него сил и души, берегла его, пока стояла засуха, — и ради чего? Чтобы снова обречь его на физические страдания и на боль, ведомую всякому изгою, будь он зверем или человеком?! Мы повезли барсука к ветеринару — в последний путь, и всю дорогу я кляла себя за то, что обрекла животное на муки. Кто я такая, что вообразила, будто могу пересилить природу?
…Прошло всего несколько дней, и как-то вечером я отлучилась по делам — прихожу, а у моего порога сумка. Я уже почти догадывалась, что там. Люди иногда приносят нам найденных на дороге мертвых барсуков. Мы расстегнули сумку — точно, мертвый барсук, точнее, барсучиха, засунутая головой вниз. Она была еще теплая, значит, погибла только что. Я вытащила труп — и увидела удивительную по красоте юную головку… Хотя смерть зверей — неизбежная составляющая моего жизненного пути, к ней никогда не привыкнешь. Но эту головку я узнала сразу же. Это была моя Кэткин! Ее сшибла машина совсем неподалеку от фермы. Как мало суждено ей было прожить на свете…
Передо мной пронеслись картины ее детских дней. Помню, была таким «гадким утенком», а стала полной жизни красавицей! Взяв в ладошки ее маленькую головку, я сказала ей последнее «прости».
И дернул же меня черт выпустить ее так близко от фермы! Есть же места вдалеке от проезжих дорог — отвезла бы туда, не случилось бы этой беды! А впрочем, мест для выпуска всегда не хватает. В этот сезон через наши руки прошло семнадцать барсучат, из которых выжили одиннадцать. Пятеро барсучат из нашей «кухонной компашки» были взяты под наблюдение Обществом покровительства животным, включены в группы для выпуска. Но поскольку Кэткин больше других была привязана к ферме, казалось естественным закрепить нашу землю за ней. А главное, сколько мы живем на этой ферме, на нашей дороге барсуки никогда не попадали под машину. И вот теперь… За что ей это?! За что мне такое горе?!
Бывает, жизнь наносит тяжелые удары, но все равно надеешься: хуже уже не будет. Как бы не так…
Все случилось в течение одной недели: Кэткин погибла в субботу, инцидент в Уэмбдоне, когда барсуки оказались погребенными под тоннами грунта, произошел в понедельник, но как я могла знать, что ждет меня во вторник!
В то утро я читала лекцию в Каннингтоне. Уже потом мне рассказали, что в мое отсутствие Блюбелл неожиданно сделалось совсем плохо. Барсучиха выбралась из рукотворного гнезда и поползла в поле, где и была подобрана одной из наших работниц. Мой сын Симон немедленно отвез ее к ветеринару. И надо же было так совпасть, что по дороге домой я заехала к тому же ветеринару Марку прикупить еды для собак. Я колебалась, заезжать или не заезжать — у нас оставался еще один пакет, так что было не к спеху, к тому же на дороге было очень много машин. И все-таки я решила заехать. Вхожу: в приемную, а дежурная сестра огорошивает меня вопросом:
— Приехали проведать Блюбелл?
Я поняла, что с барсучихой что-то очень серьезное.
Сестра повела меня в заднюю комнату. Блюбелл по-прежнему находилась в клетке и глубоко дышала. Когда я вошла, она встала, а я упада перед клеткой на колени.