Вестерхольт молча разглядывал свои сжатые кулаки, а у меня не было ни сил, ни желания злорадствовать. Никогда не видела его таким подавленным.
– А ты… Вы, – поправил сам себя ректор. – Фройляйн Адель, вынужден с прискорбием сообщить вам, что вы так же снимаетесь с конкурса. Если у вашего отца будут по этому поводу возражения, или претензии, пусть он выскажет их мне лично, а не через письма с угрозами. В конце концов вас обоих можно было исключить после сегодняшнего. Но я добр, чёрт возьми. Добр. Пишите объяснительную.
Амадей протянул нам по мятому листку бумаги и по сточенному донельзя карандашу.
Я скромно подняла руку.
– Да, Елена.
– А какое у нас ограничение по количеству слов?
Винсент, уже успевший расположить листок у себя на колене, громко чихнул, маскируя слово “зубрила”.
– Нет ограничений, – благосклонно ответил герр Циммерман. – Можете поплакаться, обвинить очередной раз адепта Вестерхольта. Можете даже попросить меня отменить решение о вашем исключении из числа конкурсантов.
– А это сработает? – недоверчиво поинтересовался Винсент.
– Разумеется нет. Но вы же творческие люди, проявите фантазию и удивите меня своими записками.
– А есть какая-то установленная форма? – я все ещё нерешительно смотрела на свой чистый лист. – Я просто никогда не писала объяснительных…
– Серьёзно, Нана? – не выдержал Винс, и я в очередной раз ощутила в груди что-то сладко звенящее от этого простого обращения. – Ты даже тут сымпровизировать не можешь? Теперь понятно, почему все спят на твоих выступлениях!
– Импровизация – отговорка для ленивых, – обиженно буркнула ему в ответ.
Странное чувство, но мне хотелось, чтобы он продолжил пререкаться со мной, чтобы ещё раз назвал по имени, но Вестерхольт лишь махнул рукой и продолжил писать свою объяснительную, которая больше походила на текст новой песни. Он там строчки рифмует, что ли?
– Принцесса-зубрилка решила списать? Совсем по наклонной пошла, Елена ден Адель, – Винсент прикрыл ладонью свой лист и одарил меня неприятной усмешкой.
Были ли всему виной издевки Вестерхольта, дисквалификация с конкурса, адреналин после дуэли и возможное наказание от отца, но слова вдруг стали рождаться сами собой. Я сыпала обидами и претензиями, оправдывала свою несдержанность и… страсть. Замерла, закончив писать. Посмотрела на кончики своих пальцев словно в первый раз. Они до сих пор пульсировали от чего-то неведомого. Спонтанное пиццикато, чистая неразбавленная радость игры не по листу. Хочу ещё! Но будет ли?
Амадей молча забрал наши объяснительные, быстро прочитал обе записки, а затем остановил взгляд на Винсенте.
– Смело Вестерхольт, местами даже перебор с откровенностью, но мне нравится.
– Даже не сомневался, – горделиво вскинул голову Винсент.
– Может, стоит передать твоё сообщение адресату? Это решило бы многие проблемы и разногласия в будущем, – Циммерман не расставался с объяснительной, и теперь уже мне стало интересно, что же там такое. И почему Винса похвалили, а меня нет. Я тоже вообще-то старалась.
– Делайте что хотите герр ректор, мне уже давно все равно, – пожал плечами Вестерхольт и поднялся с места: – Я свободен?
– Свободен, – задумчиво повторил Амадей, сложил вчетверо наши листы и убрал себе во внутренний карман. – Ничего тебе не все равно, Винсент…
– И я свобода?
Циммерман недовольно уставился на меня, словно я ещё чем-то его разочаровала, затем его рука взметнулась к карману с записками, но он быстро себя одернул.
– Свободны, фройляйн Адель. Но я бы попросил вас взять с собой бубен. Вернёте позже.
– Бубен? – удивленно переспросила я.
– Он очень вам пригодится сегодня. А может и завтра. Пусть Великие Музы будут к вам благосклонны, Елена.
Рановато деменция настигла нашего ректора. Ему же нет и пятидесяти! Это неразделённая любовь лишает рассудка? Как жаль.
Бубен я все же взяла, чтобы не расстраивать Амадея, и скользнула в пыльный коридор, заставленный старыми газетами, кое как перевязанными бечёвкой. Интересно, он их читал вообще? Или просто выписывает по привычке и хранит в академии? Пока я пробиралась сквозь завалы, металлические тарелочки весело позвякивали, отчего мгновенно рождалась магия и освещала мне дорогу. Может для этого её мне и дали?