У выхода темнел силуэт. На всякий случай тряхнула подарком от ректора и выхватила из мрака лицо Винсента.
– Я думала, ты уже ушёл.
Я прижала бубен к груди, надеясь, что наша дуэль не возобновиться, потому что здесь достаточно крохотной искры, чтобы старые сухие газеты вспыхнули.
Он молчал. Напряженно смотрел на меня и молчал. Искал новые колкости и оскорбления?
Стало неловко от этого взгляда, только спрятаться от него в узком коридоре было некуда. Да и не торопилась я за ту дверь, чутьё подсказывало, что мои неприятности только начинаются.
– Почему ты назвал меня Наной?
Винсент лениво поправил на плече ремень от гитары, но не собирался ни отвечать, ни уходить. Наверно мне должно было стать немного тревожно от происходящего. Вот обиженный на меня музыкант, темный коридор и подрагивающие металлические тарелочки, которые начинали опасно нагреваться.
– А тебе не нравится? – спросил Винсент так, словно ему было дело до того, что мне нравится.
– Просто странно. Никто так меня не зовёт.
Неловкость нарастала, и Вестерхольт сделал шаг мне навстречу.
– Никто? Даже этот, как же его, – Винс начал щелкать пальцами, словно пытался вспомнить что-то, и эти щелчки резонировали с металлическими тарелочками в моих руках. – Филипп, Фридрих, Франц…
– Флориан, – брякнула не подумав и тут же спрятала лицо за бубном. В этот раз от него разлетались уже красные искры.
Несколько все таки долетело до газет, но Винсент продолжал ритмично щелкать и гасить их.
– Точно-точно. Флориан Майер твой преподаватель по скрипке. Как это банально. Наставник и ученица. Герр ректор в курсе?
Как жаль, что нельзя вернуться к Амадею и переписать свою объяснительную, я бы не была столь сдержана в выражениях. Шантажировать меня решил?
– Между мной и Флорианом нет ничего такого! – ответила, проглатывая стыд.
И это было правдой. Герр Майер знал о моей давней и почти детской влюблённости, он никогда не смущал меня, не смеялся над моим чувством, был тактичен и добр. Но главное, не отказался учить меня, даже после моего наивного признания. А теперь Винсент хочет все опошлить. Не позволю!
– Все же вернусь к Циммерману и предупрежу его. Так будет правильно, – Вестерхольт тряхнул черными волосами, затем пригладил их, готовясь к очередной встрече с ректором и шагнул ко мне на встречу.
– Нет! – Я вскинула руку с бубном перегораживая ему дорогу. Тарелочки вновь мелодично зазвенели, и Винс опять начал гасить искры щелчками, не переставая улыбаться.
Осторожно встряхнула кистью и новый более мелодичный звук наполнил коридор.
– Продолжай, – командовал он, перевешивая гитару. – Думай обо мне и продолжай играть.
Что? В своем ли он уме? Мои мысли о нём тлетворны и разрушительны, а мы в двух шагах от кабинета ректора.
– Будет ещё один пожар, Вестерхольт, и тогда нас точно исключат.
– Представь другой образ, сейчас тут нет медведя с занесенной над тобой лапой.
– Зато есть ты. А ты хуже любого медведя!
Улыбается, слегка касается струн, перебирает их нежно, смотрит мне в глаза.
– Нана…
Короткое сладкое слово, пульсирующее отголосками какой-то другой жизни. Рука сама собой взмывает вверх, плавно опускается вниз, рождая мелодию, которая совершенно не соревнуется с музыкой Винса, она вплетается в неё. С тела снова падают невидимые оковы, и я движусь в такт. Свободно и просто.
– Неплохо, принцесса, – Вестерхольт возвращает меня в реальность пыльного коридора-склада. – Запомни этот урок и эмоции. Я не Флориан Майер, конечно же, – сказал с едва уловимой горечью в голосе, – но кое-что о настоящей музыке знаю. Не благодари.
– И не собиралась! – слишком резко ответила ему, прижимая предательский бубен к груди.
Ответь что-то. Продолжи эту перепалку. Почему мне так важно ругаться с тобой?
Вестерхольт молча повернулся к двери, ведущей в к главной анфиладе и пустил света в мрачное нутро ректорского жилища. Я даже поморщилась на мгновение. Вышла следом, потирая глаза, и тут же оглохла от смеси восторженных и гневных выкриков.
Радовались Винсенту, а моё имя звучало совсем с другой интонацией. С неприятным шлепками мне под ноги упали гнилые помидоры и забрызгали подол концертного платья. Попятилась обратно к двери, как следом полетело что-то уже в лицо. Не успела закрыться, а вот Винс оказался проворнее и на лету поймал пущенное в меня яйцо. Оно треснуло у него в руке, и мерзкая жижа потекла между его сжатых пальцев.