- Как твои дела? Как самочувствие, подруженька?
- Лара, ты видела сколько времени?
- Полвосьмого, как раз на работу еду. – Бодро отрапортовала подруга. В голове легко нарисовалась картинка, как Лара, такая вся солидная, прямо, как белый рояль, ведет свою машинку по полупустым утренним улицам, и даже переключает скорость таким плавным и изящным движением, что хочется плакать от её потрясающей элегантности. – Потом, подружечка моя, клиенты и поговорить не дадут.
- Лариса, я в больнице, сегодня суббота, нам дали поспать. Я в палате не одна, между прочим. Я же тебя сбросила дважды!
Подруга помолчала минуту, как будто протискиваясь между неприятными словами. И заговорила с ещё более приторными интонациями:
- Ну извини, извини, заюшка, не подумала. Но раз уж я всё равно всех разбудила, то скажи же, наконец, как твои дела? Как самочувствие? Как там дома?
- Самочувствие такое, будто мне разрезали живот, поковырялись там и зашили обратно. А теперь вот разбудили ни свет, ни заря.
- А дома как? Как Володенька справляется? – Лара как будто не понимала сарказма и во всю старалась показать своё радушие, не сильно заботясь о его правдоподобии.
- Не знаю, Лара. Не звонил он ещё, не докладывал.
- Понятно. Ну, ты держись там! Всё будет хорошо!
- Спасибо, всё уже и так хорошо. А зачем звонила-то? – Зная Лару, легко можно было спорить на существенную сумму, что звонок этот не просто так.
- Ну как же? Подругу прооперировали! Я хотела тебя проведать, хоть так, по телефону. Лера не звонила?
- Нет, ещё спит, наверное. – Женя не могла удержаться ещё от одной шпильки.
- Ну ладно, и ты поспи, заюшка. Не болей!
- Угу, и тебе того же.
Соседка сонно смотрела на неё:
- Сестра?
- Подруга.
- Такая заботливая. – Женщина улыбнулась, добрые морщинки разбежались от глаз. Женя сморщилась.
- Это не заботливость. Всему есть вполне логичное и совсем не альтруистическое объяснение. Просто я пока чего-то не знаю. Мне очень жаль, что я вас разбудила. Извините.
- Да ничего, всё равно уже просыпалась. – Взгляд был добрым и улыбчивым. Но Женька, как всегда, испытывала досаду на свою старую подругу, которая давно стала напоминать камушек в туфле – и идти мешает, и вытащить не получается. Было хорошо понятно, что Лара недолюбливает её, Женьку. А под литрами патоки и сладкого словесного сиропа пытается спрятать свою неприязнь, при чем как-то неумело или может намеренно это показывая. Но почему при такой нелюбви не прекращает общения, было непонятно.
Какое было бы облегчение, если бы Лара перестала звонить! Не надо было бы выслушивать эти наполненные лицемерием слова, эти уменьшительные названия, от которых сводит челюсть и саднят, как от сладкого, зубы. Не приходилось бы давать выпрашиваемые советы, которые подчеркнуто небрежно, а то и высокомерно или презрительно выслушивали, как какой-то бред или младенческий лепет, но, между тем, всегда выполняли до мельчайших подробностей. Как устала она, Женька, от этой дружбы.
Лариса-1
История Ларисы
Раньше, когда они только познакомились ещё девчонками, всё было по-другому. Лариса была простой школьницей, круглощекой, улыбчивой и застенчивой. В то время они с Женей были немного похожи своими щеками и светлыми хвостиками волос, от чего учительница рисования в Доме детского творчества, куда они, десятилетние, пришли на первое занятие, спросила не сестры ли они. Девчонки переглянулись и почти хором протянули «неееет!». Но то ли рука у женщины была лёгкая, то ли что-то родственное в девчонках всё же было, они сдружились. Сошлись легко: обе хорошо рисовали и просто не могли без этого, разговоры только о рисовании и полное совпадение взглядов. Разве что учились в школе по-разному.
Женька – легко и не напрягаясь, дневник всегда был наполнен четвёрками и пятёрками, родители не душили её требованиями быть отличницей. А вот Лариске приходилось сильно потеть, чтобы не скатываться из четверти в четверть в троечницы. Её бабушка, которая одна занималась воспитанием внучки, твердила, что нужно очень, ну просто очень-очень хорошо учиться, чтобы выйти в люди, что она стареет и многого не сможет дать внучке, если та сама не позаботиться о своем будущем. Поэтому девчонка, чувствуя ответственность, напряглась в школе изо всех сил, нервничала, боясь оплошать, ошибиться и получить плохую оценку. Из-за этого ошибалась и получала оценку ниже, чем могла бы. Она больше любила письменные работы, где можно было идти по алгоритму, сделать проверку, пересчитать-переписать, в случае чего, где не было обреченности из-за одного-единственного шанса на ответ.