Володька поерошил ей волосы и снова прижал её голову к себе, глубоко и долго вздохнув, сказал:
- Так оно и есть. Ты ведь и мой талисман тоже. Без тебя бы у меня ничего не получилось – ни семьи, ни детей бы не было, ни карьеры не построил бы. – Опять тяжко вздохнул. – Может, и помер бы уже. Знаешь, сколько раз ты меня спасала?
- Нет… - Женька удивлённо смотрела на мужа.
- А ещё наверняка есть те случаи, про которые я даже не догадываюсь, когда ты одним своим присутствием отводила беду.
- Ну-ка, ну-ка… - жена подозрительно прищурилась с тем же выражением, как у близнецов при рассказе про шокупилов.
- Ну, на свадьбе Ивана, например.
- Подожди, – Женя жестом «узбагойся» положила ладонь на грудь мужу и свела недоумённо брови. – Это ты меня тогда спас.
- Да. Но если бы я не кинулся тебя тогда оттаскивать из-под колёс, меня бы расплющило самого. Ты разве не помнишь, что дорожный следователь говорил?
- Да ну мало ли, что он там говорил. – Опять пожала плечами Женя.
- А ещё во время учёбы… Что мы там творили! Если бы не та студенточка из пединститута… - Володька чмокнул её в нос. – Корми уже мужа, женщина. Я голодный.
Володя и Женя
Володька с друзьями шёл на культурный вечер в пединститут. Институт этот был уже и не институт, а какой-то университет, как и их училище уже было академией. Сути, преподавателей и порядков эти изменения не касались, только названия, поэтому и приживались они плохо. Пединститут так и остался пединститутом, а военное училище – военкой.
Поверья в среде курсантов ходили всё те же, о которых рассказывал ещё отец, что самые лучшие жёны для офицеров – медики, лучше, если медсёстры, ну и учителя. Или правильнее сказать учительницы?.. Одним словом, курсанты военного училища по традиции, насчитывающей десятки лет, шли на вечер в пединститут – рассадник невест.
Все были немножко на адреналине и пиве, поэтому настроение в рядах немногочисленных друзей в парадной форме было весёлое и немного нервозное. Нервничал в основном Иван, заражая остальных куражом, но не нервным, а скорее шальным. Он шёл на свидание со своей девушкой. И его не смущали подколки приятелей в той же мере, что и многочисленность свидетелей его свидания по числу всех студентов педуниверситета. Парень был настроен решительно. Он вообще был решительный и целеустремлённый, в отличие от Егора.
Эта парочка на первом курсе вызвала невиданный ажиотаж в училище. Братьями они были далеко не первыми, поступившими сюда учиться. И хоть были они здорово похожи, с первого взгляда не всякий признавал кто из них кто, особенно если встречал их по одиночке, но они не были ни близнецами, ни даже двойняшками. Всего только погодками.
Основная разница у этой парочки была в ширине улыбки. Шире она была только у сверхположительного Ивана. Легко, безо всяких уловок отличал их, главным образом, командир их факультета, и то потому, что был в хороших отношениях с их отцом, и знал парней с раннего детства. А вот с остальными преподавателями братья норовили пошутить. И сходство их было бы может менее удивительным, если бы не катастрофическая разница характеров.
Если Иван был сверх положительным, в глазах старшего поколения, конечно, - хорошо учился, выполнял все задания, тянулся изо всех сил к поставленной цели, был добродушен и даже добр, то Егор откровенно разгильдяйничал, пинал балду и временами хамил старшекурсникам и даже преподавателям. Естественно, за это не однократно был лишён поощрения в виде увольнения, и бит старшими в назидание. И естественно, не однажды пользовался добротой младшего брата и по его пропуску уходил в город. Но такая вольница продолжалась только до тех пор, пока командир факультета не проверил у него документы, встретив однажды в городе с патрулём. Тогда лишились увольнений оба брата – один за то, что подставил младшего, а другой за то, выгораживал старшего. И потом братья целый месяц мыли казармы, толчки и спортзал. И теперь в любое увольнение отпускал их только лично начальник факультета, чтобы проконтролировать личность выходящего за КПП училища.
И вот сейчас братья с несколькими своими товарищами по учёбе, среди которых был и он, Володя, шли в университет снимать будущих учительниц. Только Иван строил рожу кирпичом, когда слышал про свою барышню грубое слово, и грозился в рыло дать, но агрессия была показная. Потому что за те шуточки, которые товарищи отпускали в его адрес, в другой ситуации он давно бы вмазал в челюсть, а сейчас только огрызался. Видимо, мысли были заняты другим, хотя вероятнее было другое – Иван волновался.