Ребята из других кружков приходили выразить ей своё восхищение такой тонкой работой, некоторые интересовались как и из чего она творит свои шедевры, просили научить. И Женька, не зная как справиться со своей популярностью, балдела от внимания и честно отвечала на все вопросы. Кто-то пытался повторять за ней, но это был слишком кропотливый процесс, который радовал, похоже, только её одну, потому что единомышленники так и появлялись. А любопытствующие, сделав одну-две попытки, растворялись, как снег в воде.
Растворялись и исчезали все, кроме Ларки. А она стала всё повторять за подругой. Делала такие же домики. Просто копировала, не прибавляя ничего своего. Она очень старалась, но получалось у неё откровенно плохо. Это были просто копии работ подружки, причем копии слабые. Было заметно, что самой Ларисе не нравится ни сам процесс, ни результат. Женя смотрела-смотрела на мучения подруги и, однажды не выдержав, спросила, зачем заниматься неинтересным делом, когда есть платьица и рюшечки, которые нравятся, хорошо получаются и в которых хорошо разбираешься?
Вопрос вызвал у Ларисы ступор. Она долго смотрела на Женьку неосмысленным взглядом, а потом, дернувшись лицом, ушла в другой угол их кружкового кабинета. С тех пор Лара стала спокойнее, и никак, ну то есть вообще, не комментировала работы подруги, перестала дарить ей маленькие подарочки и прикрывать собой, нужно это было или нет. Но и общаться перестала.
Женя была в раздрае. Было жаль утраченной дружеской преданности, того восхищения во взгляде подруги, а с другой – пришло облегчение от того, что ушла неловкость, когда не знаешь, как отреагировать на похвалу, которую считаешь незаслуженной, на яростное отстаивание подругой правоты, которую, по большому счёту, никто не оспаривал, на дружбу, какую-то чрезмерную и душащую.
Жене пришлось переработать своё отношение к Ларисе. Это потребовало немало душевных сил, какого-то времени и много размышлений. Это был кризис дружбы. И надо было либо оборвать её и, значит, бросить кружок ИЗО, который так много значил для неё, либо как-то продолжить дружбу. Для неё, девочки двенадцати лет, проще всего было бросить кружок. Не единственный же он в городе, где можно учится рисовать?
Её остановило то, что такое же решение могла принять и Лара, и в таком случае её бабушка вряд ли согласится на другой кружок. Ведь они, в отличие от Женьки, ездившей троллейбусом, жили в двух шагах от Дома детского творчества и экономили на транспорте и бесплатном кружке. Именно это для пенсионерки, тянущей в одиночку внучку, было решающим. И значит, так много значившее и в жизни подруги увлечение рисованием, может закончиться.
Женя, понимая, всё это приняла непростое для себя решение. На следующем занятии, увидев Лару, подошла и, протянув коробочку с кнопками, сказала:
- Ты в прошлый раз на мольберте забыла. Вот, возьми. Только сегодня я забыла свои. Дашь на время четыре штучки? – Лара пристально посмотрела на Женьку, потом молча и без улыбки забрала кнопки, отсчитала четыре штуки и, протянув, сказала:
- Держи, могла бы сама взять, мне не жалко.
- Спасибо! – На душе у Женьки стало полегче, появился шанс построить новые отношения, хотя хмурое лицо подружки не внушало энтузиазма.
Да, острота момента была преодолена, отношения так-сяк наладились. Они понемногу сблизились вновь, всё так же могли подолгу обсуждать темы, относящиеся к рисованию, спорить о материалах или цвете, иногда вместе сделать какое-нибудь устное домашнее задание, сходить друг к другу в гости прост так или на день рождения. Но больше не было заглядываний в лицо в попытке угадать желание и угодить, заискивающих улыбок и всего прочего, что было чересчур и слишком. Жене общаться так нравилось больше. Что думала обо всём этом Лара, было не понятно. Но повторять Женькины работы она перестала, погрузившись выше макушки в свои любимые наряды.
Потом, ближе к окончанию школы, интересы девчонок прорисовались более чётко. Лара всегда с придыханием обсуждала девочек-моделей из глянцевых журналов, но рано поняла, что с её небольшим ростиком и фигурой, склонной к полноте, моделью ей не стать. И если фигура ещё могла быть как-то изменена диетами и спортзалом, то с ростом ничего поделать было нельзя. И значит, не модель.
Это понимание пришлось на начало девятого класса и попытка смириться с ним длилась почти год, но замечательным образом вылилась в первый альбом моделей – был альбом платьев на выпускной бал. Вот так и родилась мечта, если уж не удалось стать моделью, стать тем, кто их одевает – модельером. Были прочитаны тонны книг с биографиями известных кутюрье, о типах тканей и способах кройки и шитья, о инструментах и швейных машинах. Бабушкина старенькая «Зингер» вычищена, смазана, оснащена специальной лапкой для зигзага. В общем, идея завладела девичьей головой целиком и полностью. Выбор учебного заведения тоже был легко определен: технологический колледж, моделирование и конструирование швейных изделий. Это первая ступенька к мечте плюс стипендия, хоть и маленькая, и ремесло, способное прокормить семью.