8
Начать прыгать мне разрешили только через шесть месяцев после последней операции. Этот день выпадал на 13 июня 2004 года. Я решил выйти в четырех кавалерах в «Спящей красавице». Одна подруга мне и говорит: «Слушай, ты же всегда мечтал фею Карабос станцевать?» Я пошел к Ратманскому.
Пока я лечился, Акимова уволили и на должность художественного руководителя балетной труппы ГАБТа назначили Алексея Ратманского. Лёшу я знал с детства, он тоже у Пестова учился, выпускался в одном классе с Володей Малаховым.
На мою просьбу исполнить партию Карабос Лёша важно заявил: «Я подумаю, Николай». Вдруг на «вы» стал со мной разговаривать. Жду день, второй, третий, четвертый – от Ратманского ни звука. Беру «ноги в руки», опять иду к Иксанову: «Я разве что-то плохое попросил?» В общем, сквозь зубы, мне дали спектакль 13 июня. Партия Карабос была «приватизирована» завтруппой Г. Яниным и еще одним весьма посредственным исполнителем.
Карабос я готовил с В. С. Ворохобко. Хотя ходил я еле-еле, занимался и репетировал с грузом на ноге. Василий Степанович уделил мне тогда колоссальное количество времени. Кроме того, каждый день в 11:00 я давал класс. Невероятно тяжело. Но из-за того, что я должен был дать класс для других, я и себя заставлял вставать и идти заниматься. Так бы я, конечно, начал утренний урок прогуливать.
Мне сшили новый костюм, дали сценическую репетицию. Я вышел… и присел в прямом смысле слова. Немеющая нога не хотела двигаться. Но день спектакля выдался каким-то волшебным, необыкновенным. Все старейшие работники ГАБТа оказались на своих местах: осветители, рабочие сцены, бутафоры. Саша Назарьянц, начальник костюмерного цеха, лично мной занимался, сам меня одевал, за мной ходил, держал воду и полотенце наготове…
Для этих людей я все равно являлся главной звездой балетной труппы Большого театра. В тот вечер мне было не то что не страшно, мне безумно хотелось танцевать, потому что меня окружили такой заботой, о которой и мечтать невозможно. Все знали меня с детства: Г. М. Субботина, возглавлявшая бутафорский цех, ведущий спектакль режиссер И. А. Перегудов, Неля и Галя – осветители. Каждый раз, когда я вел спектакль и приходил на сцену, они кричали мне откуда-то сверху, с колосников: «Колька, мы здесь!» Я им обязательно в ответ, шутя: «Девочки, сегодня свет поярче, поярче!»
Ко мне в тот вечер перед спектаклем все подходили: «Коленька, удачи!» Появилась Р. К. Карельская: «Господи, Цискаридзе, ты понимаешь, я еле вошла в театр! Ты бы видел, что делается на площади! Ощущение, будто вся Москва пришла сегодня на твою „Спящую красавицу“, в театр зайти невозможно!»
9
Когда я готовил Карабос, посмотрел на видео всех лучших исполнителей этой роли. Юрий Ветров мне больше всех нравился, непревзойденный исполнитель игровых ролей. Несколько раз ко мне на репетицию зашел Н. Б. Фадеечев, посмотрел, сделал какие-то пожелания. Было почти невероятно, чтобы папа Коля, как я его про себя называл, со своей астмой в начале лета в театре появился. Максимова пришла. Образцова звонила с гастролей. Неёлова в этот вечер играла спектакль, позвонила заранее: «Коленька, я думаю о вас…» В общем, все мои феи меня поддерживали.
В партии Карабос важен не только костюм, но и грим. Я решил внешне сделать свою Карабос «под Майю Михайловну» – она же рыжая, даже родинку над губой нарисовал, огромные ногти приклеил. Когда пришел на сцену перед спектаклем, Перегудов, одноклассник Плисецкой, на меня гениально отреагировал: «Ой, Майечка, привет!»
По роли у Карабос жесты – она постоянно бьет себя в грудь, как бы говорит: «Я (показывая на сцену) здесь (и опять показывает на сцену) буду танцевать!», то есть вы меня не звали, но я здесь буду! Так и я, очень символично получилось. А это первый день, когда мне можно было прыгать. Каждый раз, доходя до этого момента на репетиции, я говорил Ворохобко: «Здесь побегу и прыгну!» А в партии Карабос есть только один-единственный прыжок: она бежит вниз по лестнице, потом на двух ногах как подпрыгнет! Получилось, что впервые после травмы я прыгнул прямо на сцене и именно в том спектакле.
Все прошло прекрасно. Когда сцена с Карабос в I акте «Спящей красавицы» закончилась, основная часть зрительного зала встала со своих мест и ушла из театра… Янин бдительно восседал в директорской ложе. Второй исполнитель этой партии, А. Лопаревич, не знал, что стоит в бенуаре сзади камеры, которая меня снимала. Все его реплики, сделанные во время спектакля, оказались записаны. Я посмеялся, услышав их дома. Одна из них: «Кесарю – кесарево, а слесарю – слесарево!» Подошел я к нему на следующий день и сказал: «Лёшенька, ты абсолютно прав! Ты слесарь, и до кесаря тебе очень далеко».