*** Алан провел в больнице 6 дней. Врачи просто не могли представить, как такое возможно — умереть, а через 6 суток уже быть в полном порядке; но между тем они не могли какую-либо причину, чтобы держать теперь абсолютно здорового парня в больнице. Про руку Брайана все уже давно забыли — он снял гипс на следующий день после наложения, спокойно размял руку, которая ничем не походила на ту неприятно вывернутую пародию, которой являлась меньше 24 часов назад. За эти дни Брайан каждый день ездил к Макклайменам на полтора-два часа. Состояние Айзека немного улучшилось, если так можно сказать — он не шевелился, могло даже показаться, что он мертв, если бы не едва-едва поднимающаяся грудь, – но он хотя бы не буянит, – просветил Алана брюнет, в то время, как тот собирал вещи.
– Мне так жаль, что не был рядом с Чаком..., – сокрушался он. Большую часть времени им приходилось говорить о всякой ерунде, так как рядом была Лекс, но сейчас они все-таки уговорили ее поехать отдохнуть и могли, наконец, все обсудить.
– Ну прости — ты там в рай хотел улизнуть. Тебе было некогда, – съязвил брюнет. Блондин одарил потолок насмешливым взглядом и продолжил аккуратно складывать одежду. Все шло как всегда, разве что... Воцарившуюся тишину нарушил телефонный звонок. Брайан достал электронное устройство, – легок на помине. Это Чак, – объяснил он Алану, заметив его приподнятую бровь, – алло. Да, Алана выписали, и мы... Что?!, – голос брюнета поднялся на несколько октав. Блондин тут же подошел, глядя Брайану в лицо, на котором с такой скоростью менялись чувства, что за ними невозможно было уследить: шок, дикое удивление, непонимание, нарастающее недоумение, озабоченность... Не обращая внимания на взволнованного Алана, он подошел к окну, – да. Ты все правильно сделал. Успокойся. Мы уже выходим, – и выключил телефон.
– Что? Айзек...он?, – вопрос повис в воздухе. Брайан поднял свои шоколадные глаза на блондина. Озорные огоньки точно осветили до этого хмурое лицо брюнета.
– Он очнулся. С ним все хорошо. Они нас ждут. Хватай шмотки, девчонка, нам пора выматываться.
*** Айзека они застали в постели — как король на своем троне, он восседал на подушках, за обе щеки уплетая суп, заедая его сэндвичами. Рядом стояла полупустая кружка с вишневым соком, от которой над верхней губах у близнеца появились красные «усы». Чак, открывший дверь, просто светился от радости и облегчения. Знаете, как это бывает: ты находишься рядом с невероятно дорогим тебе человеком, который находится на грани — одна нога еще на земле, а другую уже засосало болото тьмы, и ты незнаешь, за какой ногой последует тело, душа... Все, что тебе остается, это сидеть рядом, успокаивать, уверять, что все будет хорошо, и обнадеживать, возможно, безнадежно больного, игнорируя нарастающую пустоту в груди, которую не закроют десятки других людей; а если человек еще и без сознания, то ты вообще не знаешь, а услышишь ли ты хоть раз его голос, улыбку, успеешь ли сказать «прости» и «прощай»? Или он уйдет тихо, как солнце за тучу, беззвучно, как лист падает на землю осенью, и у тебя останется только это страшное ощущение несгладимой вины, что ты сделал не все, что ты мог больше уделять внимания, больше времени проводить вместе; если находишься на расстоянии, то чаще звонить, писать, меньше ссориться и вызывать недовольства. Но уже ничего не сделаешь — душа, к которой бы ты хотел обратиться, уже не рядом, а к телу не имеет смысла обращаться — это оставленная, уже ненужная оболочка когда-то дорогого и незаменимого духа, который являлся фундаментом твоего сердца. И когда этот кирпичик исчезает, растворяется в небытии, все рушится — планы, надежды, мечты... И остается эта черная и ненавистная дыра, из которой, порой, не удается вылезти до конца жизни... За эти дни Чак постарел на несколько лет — он стал серьезнее, внимательнее, уже не было того беззаботного бесшабашного веселья. Он все еще улыбался, но каждая его улыбка точно спрашивала «а я могу улыбнуться? Чуть-чуть? Немножко?». Когда все уселись в комнате близнецов, Чак пожаловался, скривив лицо.
– Мне кажется, маман будет в шоке, когда увидит, что мы остались практически без еды.
– Не неши шушь. Я шъел тошко тарелху шупа и пару путерпротов, – замахал руками Айзек, доедая крошки.
– Вообще-то, ты съел кастрюлю борща и, по крайней мере, десять сэндвичей, – заметив, что брат намерен спорить, Чак махнул на него рукой, – все. Отвянь. Алан, чувак, ты-то как?, – тряхнул тот блондина. Парень, поправив очки, на секунду замялся, его взгляд метнулся к Брайану и, получив явный запрет, новь обратился к близнецу.
– Все хорошо, спасибо. Полежал немного в больнице — иногда полезно.
– Аха. Для плофилахшии, – усмехнулся Айзек, допивая сок. Брайан только хмыкнул, – я больше за тебя, дурень, беспокоился, – посмотрел блондин на Айзека, – кстати, как ты себя чувствуешь?
– Я Бог. Я никогда так не ел — это раз. Мой брат никогда не исполнял мои просьбы — это два. И я никогда так долго не тусовался в постели — это три. Вывод: я стал Богом, по непонятной мне причине, за пару ночей.
– Пару?, – вставил до этого молчавший брюнет, – стой. Айзек, какое сегодня число?
– Ну, позавчера было 3, следовательно, сегодня 5. Что Вы так на меня смотрите?
– Айзек. Сегодня 13 декабря.
– Что?, – на несколько секунд парень «завис», потом улыбнулся от уха до уха, – а я ведь почти купился. Молодцы, круто, практически разыграли...
– Айзек!, – стряхнул его Брайан, – мы не шутим. Посмотри на свой телефон.
– Пф, да легко, – близнец потянулся к столу и включил телефон, – он разряжен... Странно, я же полностью его зарядил, а его обычно хватает на неделю... Он не мог разрядиться за два дня.
– Потому что прошли не два, а 8 дней, брат, – повторил Чак. Айзек уставился на своих друзей, пытаясь заметить хоть малейший признак того, что они шутят. Ничего. Ни отведенных глаз, не трясущихся губ.
– Да ладно... А что тогда произошло?, – парни переглянулись, и Алан начал медленно рассказывать. Когда он дошел до того, как они обнаружили тело матери Дэйзи, Айзек прервал его, – а...Дэйзи? Она...?
– Слушай дальше, – осадил его Брайан. Дослушав историю до конца, близнец вскочил.
– Я уверен — Дэйзи жива, и вам просто все привиделось!
– Эй! Чувак! Спокойно! Мы надеемся, что будет хорошо, – угомонил его брат, приобняв за плечо и усадив на место.
– В нашей чертовой жизни никогда не бывает ничего хорошего, – сокрушенно произнес Айзек, закрыв лицо руками. Никто не нашел слов, чтобы ему противоречить — ведь в этом не было смысла.
Глава 10.
– Алан?
– Добрый вечер, Брайан, – было начало десятого, и брюнет немного удивился столь позднему звонку друга. Блондин, как никто другой, следил за распорядком дня и ложился спать вовремя. Они не общались несколько дней — Айзек был в депрессии, Чак не мог веселиться, глядя на понурого брата, Алан все пытался разобраться во всех проблемах, а Брайан... Чтож, это Брайан, – с тобой связывался кто-нибудь из полиции? Звонили или приходили?
– Нет. А тебе?, – оторвавшись от монитора, Брайан повернулся на стуле, хмурясь. Складочка пролегла между темных бровей, парень понял, что это на самом деле подозрительно — полицейский сказал никуда не уезжать и пообещал позвонить, когда будет известно что-либо о судьбе Дэйзи.
– В том то и дело, что ничего. Я сегодня ходил в полицейский участок, и там мне сказали, что и тот следователь, что был с нами, и тот молодой офицер — оба неожиданно взяли отпуск и не появлялись на работе уже полнедели.
– Это странно. Я потом узнаю..., – громкий звонок в дверь прервал их разговор, – Алан, подожди, – положив телефон, парень спустился вниз. По дороге, зайдя на кухню, он взял нож и спрятал его в рукаве. Открыв дверь, он обнаружил Айзека и Чака с неожиданно веселыми улыбками.
– Чак? Айзек? Что вы здесь делаете?, – брюнет почувствовал некоторую неловкость из-за своих беспочвенных подозрений.
– Да у нас тут неожиданная новость, – лукаво рассмеялся Айзек, – у нашей принцессы скоро праздник.
***
– Как вы узнали?, – брюнетка была в не себя от … гнева? Негодования? Шока? Порой мы не в состоянии сами разобраться, что чувствуем — то ли мы рады, то ли мы хотим чувствовать радость, то ли это на самом деле абсолютно противоположное чувство. Сердце человека, его эмоции, чувства неподвластны объяснению разума и логическим законам. Никакие правила, установленные века назад, не смогут заставить человека испытать те или иные чувства, изменить свое отношение или убеждения.