– Брайан? .., – просипела она, сглотнув. Выражение лица мужчины не изменилось, он оставался таким же бесчувственным и отрешенным, взирая на нее пустыми, лишенными каких-либо эмоций черными глазами, – Брайан .., – повторила брюнетка, понимаясь на нетвердых ногах, не обращая внимания на лед кафельных плит, – Брайан .., – снова и снова произносила она, а потом, бросившись вперед, просто упала перед ним на колени, уткнувшись лицом в его колени, обхватив их руками. Ее плечи дрогнули, она согнулась, раз за разом повторяя одно и то же имя, что дарило ей воздух. Мужчина молчал секунду, две, десять, потом по его лицу прошла судорога, и он просто рухнул на пол, прижимаясь девушку к своей груди, зарывшись носом в ее волосы. Его длинные пальцы с неровными ногтями больно впивались в нежную кожу, оставляя красные линии, но та не издала не звука, приникая к нему всем телом, дыша им, желая сплотиться, стать с ним единым целым.
Так они сидели, потеряв счёт времени, взрывов молний за окном, звона сердцебиения в ушах, одного на двоих. Они просто отстранились от всего мира, оглохнув, ослепнув, утеряв все органы чувств, растворившись в жалком тепле, таящимся в груди брюнетки.
– Расскажи .., – прошептала наконец она, прижавшись губами к сгибу его шеи, – расскажи мне все …
– Я выполнил свою клятву, – глухо отозвался Брайан, облизнув пересохшие губы.
– Расскажи, – повторила Лекс, подняв глаза и посмотрев на него. Брюнет помолчал, потом, подняв руку, прикоснулся к ее щеке самыми кончиками пальцев, не отрывая от нее взгляда.
– Я стал настоящим приспешником Лилит. Истинным Герцогом Ада. Я убивал десятками, сотнями, забирая жизни не задумываясь, выполняя ее приказы. Я жег дома, топил, резал, стирал с лица Земли целые поколения, ломал землю, ронял и крушил дома, вбирая в себя тысячи жизней, порой абсолютно невинных. И это произошло, я отработал свой срок, я стал … могущественным. У меня появились свои привилегии, возможности, Сила. Я никому не прислуживаю больше, но меня слушаются все. Я стою рядом с Дьяволом и Лилит в Преисподней и могу диктовать им свои права. Но я не всесилен. Однако я выудил себе один шанс, который в принципе не разрешён: один день на земле, даже не день, а несколько часов. Я мог выбрать все, что угодно, в награду за годы службы, но .., – его голос сошел на нет, и он негромко кашлянул, закусив губы, – я должен был увидеть … тебя. Должен был извиниться.
– Брайан .., – прошептала девушка и, приподнявшись, коснулась его губ, совсем легко, невесомо. Брюнет задохнулся, крепко зажмурившись, и едва ответил на поцелуй, задрожав.
– Я не чувствую, – с болью в голосе произнес он, открывая черные глаза, – я ничего не чувствую: ни вкус твоих губ, ни жар твоего тела, ничего. Это все равно, что держать в руках бездушную куклу.
– Не важно, – поспешно отозвалась Лекс, сморгнув слезы, – главное, что ты просто тут, просто … со мной.
– Я не заслуживаю … тебя … Я должен был отпустить тебя, – он провел рукой по ее волосам, спине, лопаткам, – но я не смог. Я даже не задумывался о чем-то другом. Я следил за тобой все эти годы, приходил ночами, путешествуя через тени, отгораживая тебя от проблем.
– Ты никогда не уходил, – с слабой улыбкой кивнула она, часто моргая, – я знаю, знаю, милый. Ты бы не мог … не мог нас бросить.
– Не мог .., – подтвердил тот, соприкасаясь с ней носами. Они замолчали, не находя еще слов. А зачем они? Они молчали так долго, так долго ждали, верили, любили … Слова не обязательны, сердце скажет гораздо громче и понятнее, чем сотни фраз, писем и признаний. Слова растворятся в небытие, канут в Лету, исчезнут, сотрутся со страниц истории, а чувства никогда, сколько бы не прошло времени, сколько бы ни было ошибок, ссор и недомолвок. То, что в душе, гораздо сильнее самого многословного признания. Блеск глаз, улыбка, адресованная только одному на всем свете человеку, понятное только им касание — вот, что вечно, вот, что искренне, вот, что правдиво.
– Па...па? – тишину разрешал тихий, едва уловимый за шумом грозы голос мальчика. В дверном проеме, на фоне сверкнувшей молнии, его маленькая, худенькая фигурка в большой пижаме казалась еще меньше и беззащитнее. Алексис подняла глаза, глядя на сына, а Брайан … он задохнулся, медленно отступив. Его лицо стало мертвенно-белым, восковым, губы дрогнули, он даже пошатнулся, хватаясь за стену. Огромные крылья бессильно опали на пол, безжизненно трепыхаясь на слабом сквозняке, – папа?.., – снова повторил Эй-Джей, сглотнув. Он широко распахнул шоколадные глаза, скользя по фигуре мужчины. Он мелко дрожал, шевеля босыми ногами по холодному полу, нервничая, не зная, что ему делать. Он сдерживался от того, чтобы кинуться вперед, но и на месте не мог устоять. Его детский мир сейчас рушился, и он не знал, что ему делать, как пережить это.
– Джей .., – с губ Брайана сорвался скорее стон, переходящий в шепот, чем голос. Он вмиг утратил все свое равнодушие и непоколебимое спокойствие, словно из него только что вынули сердце демона, оживляя чувствительную человеческую душу.
– Папа! – голос отца окончательно сломал его, и мальчишка бросился вперед, обхватывая его шею руками, высоко подпрыгнув. Он уткнулся лицом в его грудь, вцепившись в него всеми конечностями, часто моргая, – папа! Папа! Папа! – как заведенный повторял он раз за разом, счастливо улыбался. А Брайан припал спиной к стене, прижав сына в себе, прикрыв глаза. Его лицо разрезала страшная мука, словно его душа кровоточила болью, кровавой и черной. Он неумело обнимал ребенка, боясь сделать ему больно и в то же время не желая его отпускать. Алексис закрыла рот руками, качая головой, не сдерживая слезы. Сколько раз она рисовала в своем воображении эту картинку, но ни один вариант не шел ни в какие рамки с реальностью. Ее сердце рвалось от счастья, когда она видела эти сильные, любимые руки, обхватившие хрупкую фигуру сынишки, – я знал! – улыбаясь во все зубы, воскликнул ребенок, отстраняясь и глядя отцу в лицо, – я знал, что ты придешь! Я видел, видел тебя! Твою тень! И ты … ты именно такой, каким я тебя представлял. Ты … я люблю тебя!, – неожиданно тихо произнес он, положив руки ему на щеки.
– Джей .., – отрешенно повторил Брайан, не отрываясь от лица сынишки, – Джей …
– Пап, – лицо мальчика вдруг стало очень серьезным. Только у детей может быть такое выражение лица, суровое, с нахмуренными бровями и смешными складками между маленьких бровей, – а ты … ты ведь не навсегда? Ты не навсегда пришел? – по лицу мужчина скользнула боль, и он медленно покачал головой.
– Нет … я не могу …
– Я понимаю, – кивнул тот, облизав пересохшие губки, – у тебя … у тебя свои дела. Я … я понимаю. Но … ты же придешь еще раз, да?
– Джей .., – подала голос Лекс, глотая слезы. У нее сердце разрывалось от этого вопроса, и она не хотела, чтобы сыну было также больно, как ей.
– Я не знаю .., – отозвался Брайан, беспомощно посмотрев на девушку. Та подошла к ним и положила руку на плечо мальчика.
– Он не может, милый. Он … он занят.
– Я понимаю, – серьезно кивнул тот, посмотрев на нее, – но ведь один денек, один денек из 365 это не проблема? Всего 24 часика …
– Джей .., – с болью в голосе прошептала Маллейн, но Брайан ее неожиданно оборвал, внимательно вглядываясь в лицо сына.
– Нет. Я … я, наверное, смогу, – с долей неуверенности произнес он.
– Сможешь? – ее голос подскочил, а сердце пропустило удар.
– На счет дня я не уверен, а половина … 12 часов, пойдет? – обратился он к сыну. Джей широко улыбнулся и закивал так поспешно, что у него покраснела шея.
– Да! Да! Конечно!
– И когда? – заразившись оптимизмом и радостью сына, брюнет выдавил жалкую улыбку, – на твой день рождения, да?
– Я … я не знаю, – мальчик задумался, смешно зажав кончик языка между губами, – нет, наверное. Так будет нечестно, – наконец твердо произнес он, – если … если у меня будет сестричка, то она обидится, если ты будешь приходить на мой праздник, а на ее нет. Так не хорошо … Лучше на мамин, приходи к ней на день рождения, – его глаза довольно заблестели, окрыленные идеей, – да, точно! На мамин! Сможешь, пап?
– Я .., – он помолчал, погладив сына по щеке. И вдруг его бледное, измученное лицо осветила искренняя яркая улыбка, – да, смогу.
– Сможешь?.. – не веря своим ушам, переспросила Лекс, забыв, как дышать. Брайан перевел сияющие глаза на нее и кивнул.
– Да, смогу, – и, притянув ее к себе, прижался к ее губам. Потом посмотрел на Эй-Джея, – но при условии, что ты сейчас пойдешь спать и будешь спать сладко-сладко.