– Сумасшедший водила!, – не унимается мать, выворачивая баранку и поворачивая на очередную улицу, – уже права захапал! А потом сдохнет, не доживя до 25! Придурок!
– Ма.., – пытаюсь ее угомонить, но она только стреляет зелеными глазами в зеркало заднего видения, приказывая замолчать.
– Именно поэтому я и запрещаю тебе приобрести мотоцикл. Еще свернешь шею, а мне что?
– Продолжать жить припеваючи и радоваться, – шепчу я так тихо, что даже если бы она хотела, не услышала. Отворачиваюсь к окну, намереваясь смотреть на очередные одинаковые дома, однако мать тормозит около одного из них; шины визжат по гравию, мотор перестает гудеть, и я берусь за ручку, чтобы вылезти, наконец, из машины, но рука матери останавливает меня, всовывая мне ключи от дома.
– Прости, у меня дела. Может, через несколько дней заеду, – говорит Эббигейл. Я едва успеваю вытащить чемодан, чудом умудряясь не выронить ключи и телефон, а она уже дает газу, и машина срывается с места, уносясь за очередной поворот.
– И тебе «хорошего первого школьного дня», – вздыхаю и, волоча за собой сумку, поднимаюсь по лестнице, кое-как вставляю ключ в скважину и, не с первой попытки, открываю дверь. Распахнув ее настежь, затаскиваю чемодан и захлопываю дверь ногой, позволяя грохоту пронестись по пустому дому. Ну что у нас тут? Бежевые стены, деревянная мебель и пол, люстры. Холл, гостиная, кухня, ванная, еще одна комната. Поднимаюсь на второй этаж: две спальни, еще ванная и … хм … кабинет? Захожу в одну из спален, в которой имеется балкон, и решительно бросаю телефон на кровать, как бы помечая территорию. Осматриваю свою новую комнату: обычные стены, пол, потолок, два шкафа (один, видимо, для одежды, другой для книг и тому подобного), рабочий стол, стул, тумбочка и кровать, покрытая бледно-серым постельным бельем, – ну не волнуйся: очень скоро ты изменишься до неузнаваемости, – говорю я громко и тут закрываю рот, чувствуя себя идиоткой, разговаривающей с комнатой.
«Крыша уже едет, а я только приехала... Да уж, веселенькая жизнь мне предстоит»
Понимаю, что скоро захочу есть, да и чемодан сам не разложится (ну почему я не Гермиона!?), поэтому снова спускаюсь на первый этаж, затаскиваю чемодан в свою комнату и останавливаюсь перед выбором: начать разбирать вещи, но это займет весь день, или сначала сходить в магазин? Мой желудок четко дает мне ответ в виде уханья совы, смешанном со стоном банши, и, достав кошелек, я опять иду вниз, закрывая дверь, убираю ключ в карман джинс и выхожу на улицу, застыв в нерешительности. Куда идти. Доверяя мысленной памяти, поворачиваю влево, где я, судя по обрывкам мыслей, видела магазин, и шагаю по прямой улице, оглядываясь по сторонам. Дойдя до светофора, останавливаюсь в толпе людей, за высоким светловолосым парнем, который одет в явную школьную форму. Плюс — очки-половинки на носу. Он разговаривает по телефону, тихо и культурно.
– Я был в поликлинике. Да, я взял справку, чтобы доказать, почему пропустил урок. Я скоро буду., – некоторое время он молчит, слушая собеседника, потом мягко улыбается и качает головой, – нет, я уже иду. Близнецов еще нет? Кто бы сомневался? Да иду я. Что? Что ты..., – он замолкает и поднимает голову, вглядываясь вдаль. Невольно слежу за его взглядом и понимаю, что он смотрит на колледж, однако не вижу там ничего необычного, хотя он находится, по крайней мере, в ста метрах от нас. Блондин снова качает головой, – отойди от окна. Если тебя заметит миссис Квинси, получим мы оба. Я скоро приду, – с этими словами он идет вперед, и я понимаю, что загорелся зеленый. Чувствуя себя неловко из-за того, что подслушала чужой разговор, пытаюсь протиснуться мимо него и, слегка толкнув его, пробиваюсь вперед, понимаю, что он выронил книгу, однако не оборачиваюсь и бегу, теряясь в толпе. Уговариваю себя остановиться только пробежав метров двадцать. Сердце бешено стучит в горле. И чего я испугалась? Дурочка. Упираюсь руками в колени, дыша через рот, восстанавливая дыхание. Потом поднимаю глаза и вижу прямо перед собой магазин.
«Вот и отлично»
Народу в магазине немного, чему я, несомненно, рада. Сам он просто огромный, десятка три стеллажей до полотка, забитых всем, чем только можно. Беру корзину и, медленно двигаясь мимо стеллажей, сбрасываю в нее воду, банки колы, чипсы, яйца, хлеб, салфетки. Дойдя до отделения «химии», кладу мыло и туалетную бумагу, так как не проверила их наличие в доме. Возвращаясь к кассам, останавливаюсь около стенда с журналами, прыгая глазами от одного к другому. Наткнувшись на нужный, тянусь к нему, но делаю неловкое движение, и стенд начинает падать вперед. Пытаюсь удержать его, но тут слышу громкое «черт» из-за него. Испугавшись, чуть не отпускаю его, но мужские руки с той стороны помогают мне привести все в первоначальное состояние. «Потерпевший» обращается ко мне, все еще фиксируя стенд.
– Поаккуратней!
– Я... да … прости, – лепечу я, подхватываю корзину и спешу к кассе, слыша за спиной голос парня:
– Айз, ты там жив?
– Меня стендом не убьешь, Геракл, – отзывается похожий голос, и я краем глаза, наконец, вижу двух парней, видимо, близнецов, с русыми волосами в ярких футболках. Быстро оплачиваю покупки, как попало, запихивая продукты в пакеты, и выбегаю на улицу, устремляясь к дому.
«Фуф... как я же я все-таки неловкая»
Остаток дня уходит на разбор чемодана. К часу ночи я убираю пустую сумку под кровать и смотрю на немного изменившуюся комнату: появились книги, на полках лежит одежда, вместо старого постельного белья – мой любимый комплект, напоминающий звездное небо. Абсолютно валюсь с ног, поэтому успеваю только поставить будильник на 6:30 и валюсь прямо в одежде на кровать, засыпая тут же. Проснувшись от навязчивой мелодии, проклиная будильник, встаю и иду в ванную, привожу себя в порядок и, вернувшись в комнату, открываю шкаф, чтобы выбрать одежду в первый школьный день. Джинсы или юбка? Рубашка или свитер? Туфли или кеды? М-да уж... Наконец останавливаюсь на любимом свитере, натягиваю колготки, короткую юбку, высокие кроссовки-ботинки, совсем чуть-чуть подвожу глаза черным карандашом и, накинув на плечо сумку, выхожу на улицу, закрыв дверь. Пожалуй, я могу привыкнуть. Добираюсь до колледжа за полчаса до начала занятий. Вот и отличненько. Но подойдя к входу, ноги начинают дрожать, и я останавливаюсь, глядя на незнакомое здание. Чувствую себя неловко, и, несмотря на солнце, ежусь от холода.
«Ну же, Маллейн, возьми себя в руки. Такой же городок, те же подростки, те же занятия... Соберись»
Я, сделав серьезное лицо, решительно берусь за ручку, открывая дверь в новую жизнь. Вот и я.
====== Глава 1 – 10. ======
1997 год
– Маааааам! Чак опять забрал мою машину! Мою машинку! – Неправда! Это моя! – О Боже, – далеко уже немолодая женщина облокотилась о столбик качелей, глядя на двоих своих сыновей. Чак и Айзек — близнецы, некоторое время даже она их путала, так как в них не было ни малейших различий. Она вздохнула и медленно опустилась на скамейку, устало улыбнувшись. Ее блеклые глаза проследовала по площадке и остановились на соседней семье — Хандерсоны, мать и сын. Но какая разница! Как же Монике повезло с Аланом... Тихий, спокойный, его не слышно никогда, хорошо учится, никогда никаких проблем. Сидит, читает в песочнице. И как он только уживается с ее бесенятами? Сорванцы, ленивцы, все время дерутся. Ее мальчики. Она встряхнула своими короткими хрупкими волосами, смаргивая слезинки, – Айзек, верни брату игрушку. У тебя такая же. – Нееет! Это моя! – Моя! – Мальчики... Ну посмотрите на Алана. Посидите с ним, поговорите, прекратите постоянные споры..., – тихо сказала Леонора, покусывая губы. Моника подняла голову, отрываясь от книги, и сказала четно и строго: – Чак. Айзек. Прекратите немедленно. Вы ведете себя, как животные. А это не культурно. – Дааааааа, тетя Моника, – в унисон пропели братья, продолжая мутузить друг друга в грязи и песке. Вдруг послышался скрежет шин о дорожное покрытие. Пять голов поднялись навстречу подъехавшей черной машине. Дорогая, черная, гладкая, точно пантера. Из нее медленно с достоинством вышла девушка, ровесница Моники и Леоноры. Ее темно-бардовые волосы были уложены в аккуратную модную прическу, красивый сливовый костюмчик идеально подчеркивал ее фигуру. Леонора невольно покраснела — она, в своем старом пальтишке и длинной юбке, которую носила еще ее мама, чувствовала себя неловко. Незнакомка окинула всех взглядом своих карих глаз, и ее лицо озарила улыбка с потрясающими ямочками. – Лорочка! Мика! А вот и я!, – и она, как молоденькая девушка, подбежала к ним, и три девушки крепко обнялись. Каждая из них засмеялась по-своему — Жальен громко и задорно, Моника сухо и культурно, Леонора тихо и скромно. Школьные подруги. Годы спустя. Жальен первая прервала тишину, – ой! Девочки! Как я по вам соскучилась! Лорочка, детка, ты такая милашка! А ты, Мика, какой свитерок! Так бы и отняла!, – весело щебетала она, в то время как две ее подруги снисходительно улыбались, переглядываясь и просто радуясь, вспоминая прошлые года, – ой!, – Жальен отошла в сторону, глядя на мальчишек, которые неотрывно на нее смотрели — Алан серьезно через свои очки-половинки, Чак и Айзек с нескрываемым любопытством, – это ваши мальчишки?! Какие милые! Кстати, – она развернулась на каблучках, погружаясь в песок, тут же отскочила, постукивая туфлями, затем снова взглянула на машину, – Сынооок! Он сейчас придет, мой мальчик, а мы давайте сядем на скамеечку, потолкуем, девчонки мои, – продолжала говорить женщина, подталкивая их к скамеечке, – а вы, ребятки, идите к машине, – кивнула она мальчикам. Навстречу им уже шел их ровесник — мальчик в черной рубашке и джинсах. Он шел спокойно, не задирая голову, но и не утыкаясь в дорогу, его глаза, взрослые не по-детски, смотрели прямо перед собой, внимательно изучая все вокруг себя. Подойдя к мальчишкам, он замер, как они. Каждый изучал друг друга. Создавалась невероятная картина — мальчик в черном, с прямой спиной и беззастенчивым взором; мальчишка в светлых одеждах, в очках, с книгой в руках; близнецы, чумазые, в штопанных-перештопанных одеждах. Глаза изучали черты лица, одежду. Нахмуренные брови. Складки между бровей. Прищуренные глаза. Гордо поднятый подбородок. Нервно шевелящиеся пальцы. Прямой взгляд. Наконец, последний мальчишка решительно вытянул руку, пожимая ею каждого оторопевшего мальчишку, не обращая на наличие грязи и пыли. Затем тишину дня, шелест ветра и скрип качелей прервал тихий, но отчетливый голос мальчишки. – Меня зовут Брайан Адамс. И я уверен — мы станем друзьями. Хорошими. Лучшими. *** Что может быть страннее этих слов, сказанных маленьким ребенком, который еще даже не пошел в школу? Что может знать этот малец, который не так уж и давно начал говорить, ходить, думать? Но... Ведь не зря же говорят «устами младенца глаголет истина»? Значит ли это, что это предположение, основанное на абсолютной уверенности, сказанное немного дерзким голосом, было пророчеством? *** 2014 год – Черт бы тебя побрал, Айзек! Скоро придет Брайан, и мне опять из-за тебя влетит! Поднимай свою задницу! – Амрррррррррррр... – Вставай! Черт! Я тоже спать хочу!, – парень долбанул подушкой по башке брата, который упрямо не желал вылезать из кровати. Он недовольно хмыкнул и продолжал мутузить по кровати подушкой, не обращая на злобное «умррршшшррр» спящего. – Вас слышно даже на улице, – произнес голос у входа в комнату. – Алан? Ты меня испугал! Я думал... – Для Брайана рано. Сейчас только 16:56. Он всегда приходит четко вовремя, – светски сказал блондин, облокотившись о дверной косяк и привычным движением поправляя очки, – Айзек не встает? Ведь уже вечер. – Да чтоб ему пусто было! Как всегда — в 5 утра свалил к Дэйзи, в час вернулся и теперь спит. Говнюк!, – шутливо бросил Чак, щекоча голую ногу брата. – Явшешлышу, – послышалось из-под одеяла. – Что-что?, – улыбнулся Алан, подходя к кровати сбоку, шаря глазами по столу: мусор, мусор, учебники, листки, карандаши, ластик, куски чего-то (о чем он даже не хотел думать) и вдруг увидел лизуна. План созрел моментально. Взяв его в руку, он подмигнул Чаку, который довольно закивал и закрыл рот рукой, пытаясь на засмеяться, – что ты говоришь, Айзек? – Швалинафикалан. – Что? Я тебя не слышу. И вставай — а не то нам придется прибегнуть к последнему средству. Мы ведь выльем на тебя воду. – Ититенафик. – Ну чтож, – парни переглянулись. Чак кивнул, и Алан положил лизуна на голую ногу Айзека. Несколько секунд было очень тихо. Потом раздался вопль. Парень вскочил, истошно оря, прыгая на одной ноге. Когда он увидел лизуна, он замер — в мятой футболке, шортах, с всклокоченными волосами — посередине комнаты. Некоторое время он сжимал жижицу в руках, потом поднял взгляд на своего брата и друга, которые, согнувшись в три погибели, тряслись от неудержимого хохота. Чак упал на колени, колотя кулаком по полу, Алан стер истеричные слезы из-под ресниц. – ДА ВЫ...ВЫ СОВСЕМ..., – порывался заорать Айзек, но в конце концов он тоже сдался, и двухэтажный дом заполнили три голоса, смеявшихся на разные тональности. – Ох..Ладно, – улыбнулся блондин, потрепав по щеке Айзека и поднимая с пола его брата, – Одевайся, а то скоро... Звонок в дверь. Пробел. Двойной звонок. – …придет Брайан, – закончил Алан. Секунду они стояли как статуи, а затем накинулись на Айзека, натягивая на него черную футболку и черные драные штаны. Застегивая на ходу ширинку, он другой рукой поправлял волосы, поспевая за братом и другом, которые неслись по лестнице вниз. Алан первый подоспел к двери и открыл ее. На пороге стоял парень — черная мотоциклетная куртка, черная футболка, черные джинсы и кеды. Угольно-черные волосы падают на лицо. Глаза, темно-коричневого цвета, похожего на 95% шоколад, не спеша обследовали черную аккуратную рубашку блондина, его классические черные брюки, футболку и джинсы близнецов. Айзек замер, надеясь, что успел все поправить. Но от Брайана ничего не могло укрыться. Между черных бровей пролегла миллиметровая складка, а парень уже понял, что им недовольны, – ты как всегда точен по-королевски. А мы тебя ждем и гадаем, не опоздаешь ли ты, – примирительно улыбнулся Алан. – А правильнее сказать — пытаетесь разбудить Айзека, – чистый мужской баритон прервал его. Близнец сжался. – Ну...я проснулся...просто...я... – Да, – вступился за брата Чак, – он...просто был в туалете, вот поэтому у него... – Расстегнуты штаны и один синий носок?, – приподнял бровь брюнет. Айзек осмотрел себя и понял, что друг прав. Видимо, он не закрепил «собачку»...Густо покраснев, он застегнулся и стащил носок, отбросив его в угол. Пытливый взгляд плавленного шоколада упорно смотрел на него, а потом слегка расслабился, – пошли, – произнес наконец он и вышел на улицу, даже не проверяя, идут ли за ним другие. Ему это не требовалось, он и так знал, что они безмолвно следуют за ним. Послышался облегченный выдох Айзека, и он последовал за братом. На улице Брайан одел и закрепил шлем, сев на черный мотоцикл; Айзек и Чак – в черный джип; Алан сел на велосипед. Мотоцикл заревел и тронулся с места. В сторону леса. Три часа пути, и они идут по темнеющему лесу. Солнце уже давно зашло, небо темно-синее, ветра нет. Под ногами хрустят шишки, веточки. Парни тихо переговариваются, идя за Брайаном, который не принимает участия в их диалоге. Он идет по известной тропинке, о которой они ходили уже сотни раз. Наверное, даже закрыв глаза, он